— Хочешь, я буду твоим братом? — широко раскрыв глаза от восторга, предложил Максим. — Буду тебя от всех защищать? — начал раскачиваться.

— Разве можно просто взять — и стать братом? — посмотрела на него, не веря, что так легко можно с кем-то стать братом и сестрой.

— Конечно! Мама говорит, что всегда нужно держать слово. Поэтому если я пообещал, что буду твоим братом, то останусь им навсегда.

— Правда?! — обрадовалась, что наконец-то у меня появится настоящий брат, с которым я смогу играть и гулять на улице. — Навсегда, навсегда?

— Навсегда, навсегда! Будем всем говорить, что ты — моя младшая сестра.

— Здорово! — неуклюже оттолкнулась от земли.

Увидев мои неудачные попытки, Максим остановил свои качели и принялся раскачивать меня.

— Только скажем, что ты — двоюродная. Живем-то мы с разными родителями. Поняла?

— Поняла, — согласилась, чувствуя, что вот-вот лопну от счастья.

Так мы и провели вместе на площадке все оставшеесядо прихода мамы время. И вслед за этим всю последующую жизнь.

***

Тот день стал для нас судьбоносным. Не знаю, может, из долга держать свое мужское слово, привитого Жёлтому с детства воспитанием, но с того дня он, и правда, всегда ждал меня на площадке. Во время совместных прогулок Максим защищал меня от друзей, переставших смеяться над ним, как только они узнали о нашем «родстве». Прогулки стали для меня любимым временем дня. И уехав к бабушке, я очень сильно боялась, что он найдет себе новую сестру и будет гулять с ней, забыв обо мне. Но как показала история, Макс не забыл про меня, увлекшись нашей дружбой так же сильно, как и я.

Вспоминая о нашем с ним детстве, я всегда думаю о том дне и слепящем солнце, таком же ярком, как его улыбка и вся его яркая личность. Даже спустя двадцать лет, я смотрела на него, затаив дыхание, не боясь обжечься его лучами и ослепнуть от исходящего от него сияния. Жёлтый осветил мою жизнь, подарив радость, тепло и любовь. И он навсегда останется моим Солнцем.

— Я в сотый раз повторяю вам, мы позвоним, как только появится какая-то информация. Вы не должны приезжать сюда по пять раз в день, — проговорил следователь, прикрепляя степлером одну бумажку к другой, даже не взглянув на меня.

— Вы ничего не делаете, чтобы отыскать её, — с трудом сдерживался от того, чтобы разнести к чертям всё это долбаное отделение полиции.

— Мы приступили к поиску, Максим Викторович. И проверяем все возможные варианты, где может быть ваша подруга.

— Опрашивать её вшивых друзей, все тех же, кого я объехал еще в день её исчезновения — это пустая трата времени. А пока вы ходите по кругу, как чертовы пони, с Маей уже могло произойти всё что угодно! — сжал кулаки, подавляя собственный гнев.

Прошло четверо суток с того момента, когда я заснул с ней в одной кровати и проснулся в пустом доме, и реальности, где Пчёлка меня покинула. Я излазил этот чертов город вдоль и поперек, но не отыскал и следа того, куда она могла исчезнуть. Ни один человек из тех, с кем она общалась, не знал о местонахождении Маи. Предположив, что она намеренно попросила того, кто в курсе её планов, скрывать свои координаты по неизвестной мне причине, я пустил в ход запрещенный прием, используя байку о больной бабушке, но и это не помогло напасть на след.

И чем дольше я искал её, тем отчетливее чувствовал, как она всё дальше ускользает от меня. На протяжении двадцати лет я просыпался каждый день, не только осознавая мозгом, но и ощущая на каком-то ином уровне — сердцем, кожей и каждой клеткой тела, что моя Пчёлка неподалеку. Это придавало мне сил, заставляя стремиться пройти через все сложности дня как можно быстрее, чтобы скорее встретить Маю. А теперь…теперь у меня в груди словно образовалась пустота. Нет. Она жива, я это точно знаю. Если бы случилось так, что её не стало, то я бы понял это. Не знаю как, но обязательно понял. Но я боялся, черт возьми. Только самому дьяволу известно, как сильно я боялся больше никогда не увидеться с ней и боялся того, что именно в эту минуту Пчёлке плохо, а я не могу найти ни единого конца, потянув за которой смог бы наконец-то выйти на ее след.

Масла в огонь подливала чертова полиция. В первые сутки они даже слушать меня не стали, посмеявшись надо мной и даже ляпнув что-то вроде: «Все они возвращаются, как нагуляются». Если бы не стекло, отделявшее меня от дежурного части, то меня точно засадили в изолятор, лишив возможности поиска Пчёлки. Но, несмотря на все усмешки и безразличие представителей органов правопорядка, я всё равно написал заявление о её пропаже. Трезво оценивая шансы на то, что её начнут по-настоящему искать, снова отправился за помощью к бесполезному Стасу. Этот обиженный ублюдок не хотел и пальцем пошевелить, фыркнув, что это его теперь не касается. В тот момент между нами не находилось стекла или каких-то иных преград, не позволяющих сделать то, о чем я мечтал с первого дня знакомства с ним. Сломанный нос пусть и не облегчил поиски Пчёлки, но немного помог спустить пар, скапливавшийся внутри меня годами.

Придя в участок на следующий день, не удивился, узнав о написанном гинекологом заявлении. Несмотря на всю мою личную к нему неприязнь, он любил Маю и вряд ли хотел, чтобы с ней случилась беда.

В тот же день в отделении полиции появились после визита к ним участкового и родители Пчёлки, и тогда объясняться пришлось не только мне, но и бывшему парню.

Шокированные её исчезновением и новостями об их расставании со Стасом, тётя Лена и дядя Паша до конца не могли осознать всех перемен, случившихся в жизни дочери, но больше всего не понимали, почему она решила скрыть от них такие значимые события. Не понимал этого и я. Как и не понимал того, что именно сделал не так, отчего она решила уйти, не говоря ни слова. Да и если быть уж до конца честным, я чувствовал вину за её пропажу. Как мне казалось, и все остальные, пусть и не озвучивая, винили в этом меня. Лишь чертов гинеколог осмелился высказать свои обвинения вслух.