– Каких людей? – с недоумением проговорила Пупель.

– Нельзя лишать друзей прекрасной перспективы праздника.

– Каких друзей? – опять с недоумением спросила Пупель.

– Каких, каких... своих, – с уверенностью бросила Надя.

– Дело в том, – начала объяснять Пупель, – мой друг сейчас далеко. Конечно, я бы очень хотела отметить этот праздник вместе с ним, но, к сожалению, это невозможно.

– Новый друг – лучше старых двух, – самоуверенно выпалила Надя, – предлагаю отмечать вместе у тебя.

– Давай, – кивнула Пупель, – приходи.

– Повеселимся в веселенькой компании, – пропела Надя.

– Ты хочешь еще кого-нибудь пригласить?

– Конечно, что же нам вдвоем тосковать? Хороший народ, все свои, увидишь, будет здорово.

Пупель кивнула.

– Вот и отлично! – зачирикала Надя. – Так как ты предоставляешь хорошее новое помещение, с тебя больше ничего не требуется. Стол у тебя есть?

Пупель опять кивнула.

Накануне Нового года Пупель заглянула к родителям. Мама заохала.

– Больно смотреть, – сказала мама, глядя на нее. – Совсем, что ли, обивка тебя доконала? Что ты решила с Новым годом?

Пупель рассказала маме о своих планах: друзья, компания, Надя Коляева.

– Вот и хорошо, – сказала мама. – Папа тоже сказал – правильно, молодец, веселитесь.

Мама открыла холодильник и начала вытаскивать миски, банки, салаты, селедку, курицу, холодец.

– Мам, зачем так много? – удивилась Пупель.

– А что же вы на праздник голодными будете сидеть?

– Надя сказала, что с меня ничего не требуется.

– Надя сказала, Надя сказала... бери, пригодится, покушаете хоть нормально.

Нагруженная пакетами, вышла Пупель от родителей. Она опустила новогоднюю открытку Максику в почтовый ящик и отправилась домой.

– А сюда кусочек ваты. Тут повесим мишуру...

– Аты-баты, где солдаты?

– Поправляют кобуру.

– А на ветку колокольчик,

Пусть трезвонит – динь, динь, динь.

На макушку с блесткой кончик, ну, готово.

Все. Аминь.

– А куда привесить Зайца, Белоснежку, Мудреца,

Длинноухого китайца,

Пучеглазого Вдовца?

А куда девать морковку, шарик с розой, домик, сад?

– Аты-баты, где солдаты?

– Все солдаты крепко спят.

Снег валит и ветер стонет.

Нет на елочке звезды.

По земле пороша гонит,

Обрывая все следы...

Витиеватый танец Меркурия астрологически обозначает развитие идей, планов, проектов.

– Надо во что бы то ни стало, просто кровь из носу, начать и писать глобальное, а я, кровь из носу, буду стараться с мелким, когда крупное будет закончено, мелкое уже будет издано, и так как мелкое уже есть и внушает уважение и доверие, то на крупное сразу клюнут, – проговорила Магда.

– Иногда мне кажется... – Пупель замолчала.

«Она права, – заговорил Устюг, – она абсолютно права, ни дать ни взять философ».

– Вот видишь, – произнесла Пупель, – а ты не разрешаешь мне поделиться со своей подругой такими интересными новостями. Магда прекрасный человек, она так все понимает и чувствует, она вообще.

«Я знаю», – сказал Устюг.

– Так вот прямо садись и пиши, – строго проговорила Магда.

– А ты, что же, уходишь уже? – с недоумением спросила Пупель.

– Да, у меня много дел.

– Что, и кофе не попьем?

– Нечего рассусоливать. Знаю я эти дела. Сядем кофе пить, ногу за ногу, слово за слово, пустота, тебе нельзя отвлекаться. Ты привыкла жить в каком-то совершенно немыслимо эпическом ритме. Так пошли, пошли, пошли, сорок лет ходили, мы будем рабство по-другому выветривать. У меня есть уверенность, нюх на то, что все будет, как доктор прописал.

– Может, не будем о докторах? Мне эта тема неприятна.

– Ладно, ладно, о докторах ни слова. Не забывай, что социальность обязательна.

– Это ты сейчас к чему?

– Сейчас это я к тому, что в крупном сочинении необходим социальный мотив.

– Вот тебе и раз! – воскликнула Пупель.

– Вот тебе и два-с, это необходимое условие.

– Да ты с ума сошла? Какая социальность?

– Самая что ни на есть социальная, надо будет продемонстрировать четкую позицию, обосновать ее, и по полной, без всяких там. Четко, лаконично, и чтобы все всё сразу поняли.

– Ты требуешь невозможного. Сжалься, о, сжалься надо мной. Откуда, скажи на милость, возьму я тебе четкую социальность?

– Ты же общаешься со своими придурочными заказчиками, почерпни оттуда.

– Господи, милостивый, я это как страшный сон пытаюсь забыть, а ты просишь написать. О чем там говорить, это же полная пустота, кичливость и гонор сплошной.

– Вот-вот, прямо то, что надо. Причем можно не скупиться на эпитеты, это сейчас модно в интеллектуальной литературе, а если вдруг – я, конечно, не настаиваю – захочется нецензурно ругнуться, так и это будет неплохо.

– Ты меня прямо пугаешь, что же, по-твоему, я должна написать крупную форму о моих заказчиках, кто какую арку у себя в квартире мастерит, и чтобы это все еще было написано матом, так, что ли?

– Так у тебя не получится, это слишком по-мужски, ты при всем своем желании не сможешь.

– Я вообще этого не хочу писать, мне тошно от этого, я и так мучаюсь, когда общаюсь.

– Это очень хорошо. Все настоящее искусство рождается в муках, ладно, я пошла, занимайся, вечером созвонимся.

– Это не честно, бросать друга на распутье, я совсем не знаю, и вообще. Ты знаешь, я собиралась написать об искусстве, красоте и добре.

– Пусть и это присутствует, но если все время, тогда будет полная лажа. Да, следи за языком, красивый слог – успеха залог, только не переборщи, текст должен быть читаемый.

И Магда действительно ушла, взяла – раз и все.

– А ты молчишь, как воды в рот набрал, – пробурчала Пупель специально для Устюга. – Или опять свалил, когда у девушки проблемы?

«Вот как мы заговорили, – со смешком выговорил Устюг. – Я с ней согласен, слов нет».

– Все со всеми согласны, все самые умные, а я все время что-то должна по вашему согласию делать.

«Ты можешь ничего не делать, мы же просто советуем, так сказать, вешаем советы на веревочку, а ты хочешь – бери, хочешь – как хочешь».