— И что ты спросишь? — усмехнулся Юра. — Не ты ли, Якуб, залез ко мне в квартиру и украл мою железную завитушку?

— Я еще подумаю, как спросить, — серьезно ответила Маша. — Но поговорить все равно надо. Да, Якуб ведет себя не совсем обычно. Но, понимаешь, мне трудно представить, что это он залез ко мне. Постараюсь разузнать насчет склепа, это должно что-то прояснить. А еще мы должны рассмотреть тот листок из иконы. Действительно ли тот рисунок похож на завитушку или мне показалось? Вообще изучить бы его по-настоящему. Как бы его взять из фондов? Могут, между прочим, и не дать: я же в другом отделе, а в фондах вредные такие сидят…

— Жаль, что я не работаю в музее, — вздохнул Юрка. — И идти бы никуда не пришлось, я же тогда сделал ксерокс. Понимаешь, я на всякий случай отксерокопировал, прежде чем сдать. У нас в отделе есть такая папка, мы туда ксероксы кладем, те, что для работы и для выставок на ближайшее время. Я как раз собирался его рассмотреть — интересно же, почему он у тебя в иконе хранился. Эх, я же эту копию мог забрать, когда уходил. А теперь не пойдешь уже.

Он нахмурился — вспомнил.

— В отделе, — задумалась Маша. — Это проще, чем в фондах. Но мне не дадут, ясно же, что ко Второй мировой войне это отношения не имеет. Хотя есть одна идея… — Зазвонил телефон. — Юля? Только что о тебе подумала! Надо же, как странно мы сегодня пересекаемся: то ты звонишь, а я рядом, то я о тебе только подумала, и тут ты звонишь. Приходи!

— Кто это? — спросил Юра. — И что за идея?

— Юлька Симонова, помнишь? Приехала из Москвы на пару дней. А об идее сейчас скажу.

Юра был с Юлькой прекрасно знаком, и Маша об этом помнила. Ох, как ей не хотелось, чтобы они встретились именно сейчас. Но все уже — позвала. И это необходимо для дела. И потом, что это она себе позволяет? Уж не ревнует ли она? Никаких Дездемон!

Юлька пришла довольно быстро, дом ее бабушки недалеко. Маша даже не успела толком рассказать о своей идее. Увидев Юру, поначалу очень удивилась, демонстративно остолбенела в прихожей, сделала большие глаза, с выражением посмотрела на Машу, но в комнате уже ничем не выдала удивления — как будто так и надо.

Они с Юркой давно симпатизировали друг другу. Оба были очень активными и в студенческие годы часто пересекались: и газету вместе делали, и в олимпиадах участвовали, и в самодеятельности. Уже не говоря о том, что оба ходили в молодежное творческое объединение «Персона» с первого курса. Юля писала короткую прозу, а Юрка просто так ходил, ради интересного общения. Кажется, там, в «Персоне», их дружба и началась.

— Юрка, не ожидала увидеть, привет! — Юля расплылась в улыбке.

— Привет! — Он встал навстречу.

Поболтали о том, о сем. Маша выходила на кухню, так что части разговора не слышала. Буонапарте тоже ей изменил, уселся к Юльке на колени. У них давнее знакомство, он ее еще котенком знал.

Наконец, перешли к главному.

— Юля, — Маша сразу сменила шутливый тон на серьезный, — есть одна просьба. Ты не можешь подготовить материал о Смоленском краеведческом музее для какой-нибудь московской газеты? Выставки, новые экспонаты — вот об этом.

Юля растерялась: просьба была неожиданной. Юрка улыбнулся — кажется, понял Машин замысел.

— Вообще-то, — замялась Юля, — я не уверена, что такое возьмут. Сама понимаешь, тема не так чтобы очень…

— Слушай. — Маша решила рассказать все. Почти все, то, что поддается пониманию. — Не возьмут, и не надо, можно даже не предлагать в газету. Важно только взять небольшое интервью. Не ради самого интервью, а чтобы тебе показали один документ. Нам с Юркой его не дадут, а нам очень нужно посмотреть.

Она рассказала о найденном в иконе листке, показала саму икону с тайником. Юлька пришла от тайника в полный восторг.

— Это же настоящее приключение! — твердила она. — И как мастерски сделан, не догадаешься ни за что, если не знаешь. У твоей бабушки была какая-то тайна. Или у прабабушки. Но зачем ты сдала листок в музей? Мало ли что этот ваш Ружевич говорит! Надо было самой этот документ исследовать, и Юрка бы помог — он же так хорошо знает историю.

Она еще больше похорошела, светилась вся, глаза горели… Нет, Юля, конечно, замечательная, необыкновенная. Она бы точно не сдала листок. Маша покосилась на Юру — он тоже любовался Юлькой.

— Поможешь, Юль? Я теперь знаешь как жалею, что сдала. Они и не изучают там. А мне хочется понять.

— Конечно, — горячо отозвалась подруга. — Достанем мы этот листок обязательно! И все о тайнике в иконе узнаем.

Засиделись допоздна. Отпустить Юлю одну ночью было, конечно, нельзя. Юрка пошел ее провожать. Маша помыла посуду, посидела одна за столом, уронив голову, — он так и не позвонил. Конечно, ночь ведь уже. Поплакала немного и легла спать.

Старший научный сотрудник Татьяна Михайловна и заведующий отделом, он же заместитель директора Виктор Николаевич обсуждали новую витрину для зала 1812 года. Предполагалось показать экипировку и оружие Великой наполеоновской армии. Экспонатов было достаточно, тем тщательнее их следовало отобрать.

Руководил отбором, разумеется, Виктор Николаевич. Татьяне Михайловне оставалось записывать распоряжения, которые она всецело одобряла, и изредка отвечать на вопросы. До обеда надеялись с этим закончить. Часов в двенадцать, когда до обеда оставалось недолго, в дверь просунулась голова директора Петра Степановича.

— Виктор Николаевич здесь? Очень хорошо.

Петр Степанович пропустил девушку, потом зашел сам. Девушка была явно из Москвы. Совершенно очевидно было также, что это не просто девушка, а журналист. И московское происхождение, и принадлежность к миру СМИ были написаны на ней большими буквами. Она была высока, стройна без худобы — спортивной стройностью очень здорового человека. Густые светло-русые волосы распущены по спине, насмешливые серые глаза. Образ довершали драные по моде джинсы и сумка с аппаратурой через плечо.

— Познакомьтесь, Виктор Николаевич, это Юлия Симонова, корреспондент «Московского вестника». Прибыла в Смоленск специально, чтобы осветить работу нашего музея.

— Да, — кивнула девушка, — мы запускаем новый формат — обзор жизни провинциальных музеев. Решили начать с вашего города: музей богатый, есть что показать.

Директор вышел. Виктор Николаевич, вскочивший, как и подобает джентльмену при появлении дамы, пригласил ее в свой кабинет. Кабинет не произвел на московскую гостью ожидаемого впечатления. Она небрежно скользнула взглядом по книжным шкафам, по фотографиям знаменитостей, по бюстику Наполеона в углу. Посмотрела на хозяина спокойно и слегка насмешливо.

«Современная молодежь, — недовольно подумал Ружевич. — Ничем не интересуются, ничего не знают. Не удивлюсь, если она Фазиля Искандера в лицо не знает. И книги для них — ничто. Никакого уважения к образованию, к культуре. Плохо воспитаны, не образованны». Он был по-прежнему очень любезен: «Московский вестник», конечно, не самая уважаемая газета, но популярная — тираж большой. Хорошо бы, чтобы материал у них вышел с его портретом.