Спектакль надо было доиграть до конца. Давление в мочевом пузыре было мучительным. Он не представлял себе, что сможет ответить и как Барфи с Ладу отреагируют на его ответ, и на миг ему показалось невозможным продолжать без какого-либо, хотя бы смутного, представления о том, чем может обернуться эта авантюра. Пределов возможностей и вероятностей, в которых он мог бы действовать, не существовало. И все же он каким-то образом ухитрился прохрипеть, подумав при этом, как странно звучит его голос в неподвижном рассветном воздухе:

– Может быть, я и Юнис. Я вышел на улицу, надеясь пообщаться с людьми.

Слова эти показались такими необычными, что он даже представить себе не мог, как можно было бы ответить на них наяву.

Разговор снова не клеился. На миг он задумался о том, посмеет ли помочиться у них на глазах. Он мог бы с самого начала избежать всего этого, порасспросив их о том, как идет торговля. Но, вероятно, он был слишком смущен. Быть может, они заметили, что он немного не в себе, и не придали этому вопросу особого значения, но, подняв глаза, он увидел, что ошибся. Они перешептывались.

– Ночами мне очень тяжело. Умоляю вас, поговорите со мной несколько оставшихся часов. Правда, буду очень признателен.

«Нет смысла ловить их на слове, – подумал он.– Я знаю, что они мне снятся. Следует попросту быть благодарным за то, что они составили мне компанию».

Ладу кивнул, и, хотя в их взглядах все еще сквозило недоверие, Барфи заговорил. Он повел рассказ об их торговых делах и о прибыли, которую можно извлечь, работая по ночам, хотя этой ночью они как раз ничего и не продали. Да и небезопасно было работать ночами. Мамлюки норовили оказывать подобным коммерческим предприятиям покровительство за немалую долю доходов. К тому же происходили зверские убийства. Поговаривали, что по улицам снова бродит Фатима Смертоносная.

– Говорят, она разрезает мужские пенисы пополам, как бананы, – весело вставил Ладу.

Человек провел рукой по лбу.

– Прошу вас, помогите мне. По-моему, у меня Арабский Кошмар.

Потом он вспомнил о предстоящей встрече с Обезьяной и понял, что ночь только начинается.

Одна из тайн моей истории – в том, кто же тот человек, который страдает Арабским Кошмаром? Из самой природы недуга следует, что это может быть кто угодно, даже вы. Нет-нет, я вовсе не хотел сказать, что у вас Арабский Кошмар. Мягко говоря, это была бы неслыханная дерзость, к тому же я непозволительно отвлекаюсь. Нет, я всего лишь имел в виду, что повесть, за которую я взялся, оказалась более запутанной, чем я ожидал. Бэльян, итальянский художник, таинственная проститутка, моряк по имени Эммануил, давадар, Кошачий Отец, Вейн, моя сестра Мария, мой добрый друг Булъбуль – так много персонажей, а ведь появятся и новые. Мы не повстречались еще с Фатимой Смертоносной, а лишь знаем о ней по слухам. Я уже начинаю беспокоиться, удастся ли мне удержать все это в голове и благополучно довести их сюжетные линии до конца. Наверное, лучше всего сейчас перевести дух и заодно познакомиться с некоторыми из персонажей поближе.

Давадар сидел в своем саду, откинувшись на груду подушек. По обе стороны от него стояли на коленях две его красивые круглолицые дочери.

В саду начинали сгущаться сумерки и вновь запели птицы. В траве зашуршал лебедь. Больной, полусонный, он близоруко уставился на них. Жара ничуть не шла на убыль, даже продолжала усиливаться. Мысли кипели в голове давадара. Он рассеянно кромсал пальцами пальмовый лист, оставляя от него лишь скелет. В такую жару трудно было даже пошевелиться, и все же он слышал, что город за стенами шумит, как всегда. Город так утомлял, что хотелось прогнать даже его мысленный образ. Девушки, как водится, болтали о мужчинах и сексе.

– Бинт Араз говорит, что в землях франков все совсем по-другому. Они никогда не бреют причинные места, и муж с женой всю ночь спят в одной постели, а когда они занимаются любовью, жена лежит на спине. Как по-твоему, может, и вправду лучше, если муж необрезанный?

Давадар был огорошен, но виду не подал.

В ответ сестра с презрением бросила:

– Спать с франком! Да лучше уж с обезьяной! У обезьяны по крайней мере стоит.

– А тебе-то откуда известно?

Давадар не сдержался:

– Вон! Вон отсюда! Домой! Пошли вон!

Он немного оттаял, и на ум ему пришли строки Хафиза Ширазского:

О зеленый попугай,

Что о тайнах без конца рассуждает,

Да будет вечно вдоволь воды в твоем клюве.

Он знал, что зеленый попугай служит символом опиума. Взяв с бронзового блюда еще одну пригоршню вещества, он с задумчивым видом ее проглотил. Он созерцал зады дочерей, которые вялой походкой удалялись в сторону дома. Опиум был горький, противный на вкус и оставлял сухой налет во рту. По мнению давадара, истинного удовольствия опиум не доставлял. Он просто-напросто облегчал боль пребывания в теле – боль от застоявшейся в жилах крови, от царапанья сухожилий о кости, от всякого вздора, что лезет в голову, – все составляющие повседневного уровня боли, которую можно заметить лишь тогда, когда ее смягчает опиум. Удовольствие для давадара означало отсутствие боли, а добро могло определяться только как отсутствие зла.

Он вслушался в возгласы и шепоты, доносившиеся из-за стены, голоса Каира, чьи опасные волны бушевали по краям сада со всех сторон – порой, правда, лишь в его воображении.

– Каир хуже Багдада, здесь полно проституток и пожирателей гашиша. Только рад буду отсюда уехать!

– Булка стоит два динара!

– В городе сплошь чужеземцы. Если вы верите, что они приехали сюда только торговать, значит, вы сумасшедший.

– Слушать сказителей – только время терять.

– Что это за люди отправляются на поиски зарытых сокровищ, кто они? По-моему, им попросту хочется сбежать от жен.

– Из Александрии едут Веселые Дервиши. Они утверждают, что Бог послал их высмеивать наших правителей.

– Он был молод, потому мы и не удивились, что его нашли возле Ваб-аль-Насра с перерезанным горлом.

– Я жду разрешения давадара. Вот уже два года, как я подал прошение.

– Терпение украшает.

– Знаете, что будет дальше?

Веки у давадара стали слипаться, а потом задрожали – он пытался бороться со сном. Существовали проблемы, которые, как он полагал, можно было без риска обдумать лишь в полном сознании. К примеру, Кошачий Отец и его погоня за молодым англичанином, который так хлопочет, чтобы уехать из города. У давадара было смутное предчувствие, что рано или поздно вся эта история непременно кончится плохо. Англичанин – прирожденная жертва, Отец – господин, мучитель, манипулятор.

Большую часть дня давадар обычно дремал под воздействием опиума. Того, что он видел в жизни, едва хватало на то, чтобы питать его сны: сотня-другая лиц, вид с Цитадели, два-три происшествия, бережно хранимые в памяти и непрерывно возникающие вновь в сокровенных мыслях. Весь мир сотворен из единой субстанции; вполне достаточно тщательно исследовать любую ее частицу.