– Нужно убрать грязное белье, и пора заняться полом.

– Да, да, сейчас. – Подхватив со стула тюк с постельным бельем, Соня поволокла его на первый этаж. Но на полпути ей пришлось остановиться – гневный крик Берты буквально сотряс лестницу.

– Этот гранат – подделка! Он обманул меня! Булыжник с мостовой, а не гранат! Иди сюда и посмотри!

Вздрогнув от неожиданности, Соня бросила тюк в угол, подхватила юбку и устремилась вверх по лестнице. Пока было ясно только одно – мастеру придется худо, если он сделал что-то не так или обманул с камнем.

– Я не успела отнести белье, – на всякий случай начала оправдываться Соня.

– Подойди. – Берта ткнула пальцем в красивую красно-бордовую бархатную туфлю и спросила: – Что видишь?

– Пряжку и ветку с листьями-камушками.

– Сюда смотри.

Соня старалась отыскать отличие в гранатах, но она совершенно не разбиралась в камнях, и все казались одинаковыми.

– Я не нахожу разницы, – осторожно произнесла она, делая шаг назад на всякий случай.

– Это подделка! – выдохнула Берта и небрежно сунула туфлю в коробку. – Я не поленюсь и прямо сейчас пойду к нему. Пусть расскажет, давно ли он научился воровать… – нервно заворчала она, стаскивая со спинки стула свою любимую вязаную шаль. Накинув ее на плечи, возмущенно взмахнув рукой, она закрыла коробку крышкой и посмотрела на Соню так, точно та и была во всем виновата. – Чтобы было чисто, когда я вернусь.

Лестница заскрипела под тяжелыми шагами, наверное, она была согласна с негодованием хозяйки. Затем все звуки стихли, и Соня осталась одна. Ее взгляд был прикован к бутылке, скрытой под черными кружевами.

Представится ли еще такая возможность?

Сколько минут подарено судьбой?

Мастер живет относительно недалеко, Берте нужно вернуться к приходу гостя…

Времени мало, но оно есть.

Сделав круг по комнате, чувствуя, как немеют пальцы, Соня спустилась на первый этаж и зашла в магазин. Вот столик, на котором всегда стояла клетка с Хвостиком… А теперь другой кенар прыгает с ветки на ветку. Чужой кенар. Потому что однажды пришли пожилой мужчина и девочка и купили самого лучшего друга на свете.

Каждое утро Соня мысленно разговаривала с Хвостиком. Чистила клетки и разговаривала. «Надеюсь, у тебя все хорошо. Не волнуйся, у меня тоже…» И становилось веселее, она даже улыбалась, представляя, что он поет в ответ.

– Я сделаю это, Хвостичек, – прошептала Соня и метнулась вверх по ступенькам.

Дальнейшие действия воспринимались не слишком четко, будто с потолка спустился густой туман и стер некоторые мгновения. Соня заменила зеленую пузатую бутылку на точно такую же, взяла из плетенки первую попавшуюся пробку, села за стол и поднесла горлышко к губам. Слова сами вырвались из груди без промедления и лишних раздумий.

– Забери мои горести и беды, забери то, что причиняет сильную боль и приносит разлуку. Пусть останется только то, что требуется для… равновесия. Как сказала Берта.

Ничего не произошло: не ударила молния, не повалил дым, не прибежали тени и не начали плясать на столе, не раздались заунывные голоса. Все обычно.

«И к лучшему, – решила Соня. – Может, это выдумка?..»

Ей не хотелось думать над своим поступком, душа требовала лишь веры в добрый завтрашний день.

За плотной шторой в керамических плошках возвышались толстые свечи, кусочки сургуча лежали в ковше и ждали, когда их растопят. Сургуч был слишком темный, почти черный. «Наверное, и здесь не обошлось без колдовства», – поймала трескучую мысль Соня.

Она старалась делать все аккуратно, и очень надеялась, что предательский запах сургуча выветрится до возвращения Берты.

«Завтра утром во время завтрака я опять поменяю бутылки. Но бутылку гостя выбрасывать не стану, спрячу под кровать. А потом, когда на полке запечатанных бутылок накопится много, я ее тоже туда поставлю. Пусть на кладбище отправляется и лежит под толстым слоем земли. На всякий случай».

Быстро и старательно прибравшись в комнате Берты, Соня прижала свою бутылку к груди и спустилась вниз. Надо же, там, за толстым зеленым стеклом, спрятаны ее беды, интересно, какой теперь будет жизнь?

Глава 9

Петербург. Далекое прошлое…

– Я хочу, чтобы она тоже была моей.

– Кто?

– Та девочка из птичьего магазина.

– Олюшка, как ты себе это представляешь?

– Очень просто, дедушка. Ты пойдешь и заберешь ее. Вот и все.

Николай Степанович Абакумов имел за плечами бравое генеральское прошлое. Из-за проблем с сердцем ему пришлось покинуть армию, но он еще долгие годы служил отечеству: пересматривал уставы воинских частей, трудился над усовершенствованием формы, контролировал перевооружение войск и старательно занимался военно-окружной реформой. Он привык четко приказывать и всегда ожидал подчинения. Но это было там, в Генеральном штабе и министерстве, дома же Абакумов часто превращался в самого обыкновенного рядового. Он ругал себя за это, но в следующий раз опять уступал внучке.

Николай Степанович надеялся, что у него будет много детей, но родился только Александр. Ребенок болезненный, и врачи не давали ему больше десяти лет жизни. Однако он вырос, даже женился, успел произвести на свет дочь Ольгу, а потом довольно быстро зачах. Николай Степанович готовился к этому годы, но боль оказалась нестерпимой, она-то и подорвала сердце.

Ранее в родах умерла жена сына – Наталья, и роды были настолько тяжелые, что маленькая Олюшка получила травму ноги, сделавшую ее хромой навсегда.

Николай Степанович похоронил многих: и родителей, и друзей, и жену, и сына, и невестку… И хоронить единственную внучку он не собирался. Лучшие врачи поправляли здоровье девочки, самые красивые игрушки приносили в детскую. Пусть сбываются мечты Олюшки, пусть она живет в счастье, а уж финансов хватит.

С раннего детства Николай Степанович внушал внучке, что хромота ничего не значит. А если кто-нибудь из детей знакомых тыкал пальцем или смеялся, он брал Олю за руку и уводил. И больше никогда в тот дом не возвращался. Может, поэтому у внучки не появлялись друзья, с ее взрослением круг претендентов-ровесников сужался.

Николая Степановича такое положение дел не устраивало: он сам не вечен, замужество еще не скоро, и каждый человек должен общаться и развиваться правильно. К тому же друзья всегда поддержат в горе.

Характер у Оли получился генеральский, только со знаком минус, а не плюс. Она не терпела рядом сильных, не желала признавать равных, все подружки давно были сломлены ее волей и представляли собой льстивых фрейлин. И это была еще одна головная боль Николая Степановича.

– Олюшка, ты захотела кенара, и я тебе его купил…

– Он не поет, дедушка. Он упрямый!

– Мы можем вернуть его