Эви, прихрамывая, двинулась дальше, на этот раз не спеша и с преувеличенной осторожностью.

Бух!

Шум определенно доносился из спальни Бенедикта. Ее внимание привлекло какое-то движение: быстро перемещающиеся тени в слабом мерцающем свете, пробивавшемся из-под двери.

И что теперь делать? Ей следовало бы повернуть назад и немедленно вернуться в спальню. Лечь в постель и уютно устроиться с романом, прежде чем успокоиться и заснуть. Завтра, увидев Бенедикта, она спросит, хорошо ли тот спал, и безразлично улыбнется, когда он ответит «да».

Беда в том, что Эви никогда не делала того, что следовало бы.

Выпрямившись, она сделала еще несколько шагов и остановилась в нескольких футах от двери. Отсюда были отчетливо слышны доносившиеся изнутри слабые звуки. Эви подалась вперед и попыталась понять, что происходит. Бесполезно. Теперь звуки казались еще таинственнее.

Эви прикусила губу, неожиданно подумав, что шпионит за Бенедиктом. Ладно, может, это и так, но он именно тот, кто привлек ее внимание. Да, это он виноват, что она стоит посреди ночи у его комнаты.

Ей действительно следует уйти. Он может делать все, что угодно, за запертой дверью своей комнаты.

Но она не может уйти сейчас, когда просто умирает от любопытства. Ладно, она немного послушает у двери. Убедится, что он не ранен и все в порядке, и вернется в комнату.

Эви кивнула. Достаточно разумный план.

Нагнувшись, она положила книгу на пол, поставила рядом бесполезный подсвечник и вытерла влажные ладони о мягкую ткань ночной сорочки. Набрала в грудь воздуха, подкралась к двери, медленно прижалась ухом к прохладному дереву и, стараясь игнорировать грохот крови в ушах, попыталась сосредоточиться на звуках, доносившихся из комнаты.

Но смогла различить лишь какое-то странное шуршание и еще один удар.

Эви нахмурилась. Почему он не спит? И не важно, что она не только бодрствует, но и бродит по коридорам, упражняясь в новой профессии шпиона.

Эви случайно опустила глаза и взглянула на свои босые ноги, освещенные слабыми лучиками света из-под двери. Тени двигались плавно, скользя взад-вперед, и в этих движениях наблюдался определенный ритм. Может, он танцует? Нет… для этого движения чересчур агрессивны.

Она наблюдала еще несколько минут, прежде чем тихо вздохнуть. Ничего не получается. Ей ни за что не догадаться, чем он занят, как бы она ни пыталась растолковать неясные скольжения теней. Может, придумать, как его расспросить?

Раздосадованная, Эви повернулась и пошла назад, но тут же остановилась. В тот же момент дверь затряслась на петлях. Звук показался ей выстрелом. На самом же деле ночная сорочка зацепилась за дверную ручку.

Шум в комнате внезапно прекратился. Раздались быстрые шаги по направлению к двери.

Сердце Эви ушло в пятки. Господи Боже, сейчас ее застанут на месте преступления!

Эви, запаниковав, рывком освободила складки ночной рубашки, подняла до колен подол и метнулась к западному крылу, но, когда добралась до лестницы, поскользнулась, упала и спряталась за массивными перилами. Как раз в этот момент распахнулась дверь.

Сердце больно колотилось о ребра.

Она увидела, как Бенедикт высунул голову и осторожно огляделся. Оставалось надеяться, что она оказалась вне поля его зрения. Эви даже поблагодарила Бога за темную ночь и погашенные лампы.

Она старалась отдышаться, боясь, что любой шум привлечет его внимание. И тогда ей. в жизни не оправиться от унижения.

Бенедикт медленно ступил в коридор. Эви в ужасе сжалась. Господи, да он почти голый! На нем ничего нет, кроме широких полотняных штанов! Обнаженный торс поблескивал в мерцающем свете. Должно быть, он вспотел от своих трудов.

Пульс Эви бешено колотился, пока Бенедикт оглядывал коридор. Его грудь словно была высечена из мрамора: гладкая и мускулистая. Каково это — провести пальцем по ложбинке, идущей к самому животу?

Борясь с внезапным желанием обмахнуть щеки, она на мгновение зажмурилась. Нужно держаться с достоинством, что нелегко, когда посреди ночи шпионишь за гостем.

Правый глаз сам собой приоткрылся. Эви немедленно прижала к глазам ладони. Нужно подумать о чем-то, чтобы отвлечься.

Котята!

Котята, милые невинные создания. У них нет мускулистой широкой груди, плоских животиков и стройных, загорелых…

Глаза снова распахнулись. Очевидно, отвлечься ей не удалось. Она снова посмела взглянуть в его сторону: В животе творилось что-то непонятное. Господи милостивый, неудивительно, что незамужним женщинам не позволено смотреть на полуобнаженных мужчин. Он так похож на греческие статуи богов!

Бенедикт, бесшумно ступая босыми ногами, шел по коридору. Эви заметила, что он всматривался в темноту. Наконец ему надоело. Он пожал плечами и направился к комнате.

Эви обмякла от облегчения. Если он…

Но она тут же застыла, кусая губы, когда Бенедикт остановился и нагнулся. Эви затаила дыхание. Что он увидел?

Бенедикт поднял какой-то предмет, повертел в руках…

Кровь отлила от лица Эви, когда она поняла, что он нашел.

О Боже.

Теперь ей лучше вообще не покидать своей комнаты.

«Тайны всегда существуют, хотим мы того или нет. Но если быть честным, я уверен, что никто не знает обо мне так много, как вы. Интересно, как это получилось?»

Из письма Хастингса к Эви

Сидя на краю кровати рядом со свечой, стоявшей на тумбочке, Бенедикт рассеянно перелистывал страницы романа, брошенного у его двери. В уголках губ играла мальчишеская улыбка.

Эви, это, должно быть, она. Он просто не представляет, чтобы одна из младших сестер бродила по дому среди ночи с романом в руках. Даже если бы кто-то из младших и подошел к двери, наверняка девчонка хихикнула или пробормотала бы что-то, словом, непременно выдала бы себя, как Беатрис, когда он только приехал.

Нет, шпионкой была не кто иная, как вечно любопытная Эви. Должно быть, она шла из библиотеки. Как всегда, совала нос в чужие дела или просто услышала его?

Улыбка быстро исчезла. Кажется, он потерял осторожность. Проклятие! Он должен постоянно быть начеку, если хочет сохранить свое прикрытие. Он принял как должное, что если его поместили в восточное крыло, где он живет один, то можно тренироваться, не боясь, что его обнаружат.

Нужно быть осторожнее: беспечность, подобная сегодняшней, может стоить ему жизни в реальном мире.

Бенедикт глянул на серебристую шпагу, которую поспешно бросил на кровать, когда услышал шум за дверью.

Перед этим он целиком сосредоточился на молниеносных и грациозных движениях, нападая и отступая, пронзая и парируя удары невидимого врага. Упражнения предназначались не только для того, чтобы поддерживать крепость тела и отточить искусство. Следовало прояснить разум и дух. Именно поэтому он любил фехтовать в одиночку.