и кот Васька орет дурным голосом. Вот беда, думаю… Бегу уже. Перевожу дыхание, вхожу во двор. Посреди его корыто с водой, и из него пьют усиленно жуткие птицы без единого перышка, в которых еле признал наших хохлушек. Потом уже увидел папу с мамой, сидят на скамейке и от смеха давятся. А тетя Матильда за что-то свою Женьку кроет.

Спрашиваю, а чего они такие общипанные, аж жуть берет. И где петух?

Мама отвечает, под крыльцо залез, ему стыдно перед женщинами. Смотрю, Серый из будки не вылазит, а Васька на дереве сидит, мяукает. Тут сам на дерево от такой жути залезешь.

– Да что ж случилось тут? – не могу добиться ответа.

В общем, рассказали. Как только Женька осталась одна, она затеяла покормить курочек. У городской девочки эта была маленькая хрустальная мечта. И вот в сенцах она присмотрела тазик с вишнями, отцеженными от наливки. Выбросить их просто не успели, когда наливку из бутыли слили. И Женька этот тазик вынесла во двор курам. Петух, значит, первый клюнул, попробовал, кивнул головой и дал добро курам. Ну, тут все набросились и полый таз и склевали. А минут через двадцать все свалились замертво, прямо в пыли. Женька перепугалась, побежала за мамой к соседке. Прибегают матушка моя, тетка и соседка за ними. Видят эти куриные трупы… Поголосили, не наказывать же ребенка. И что делать, не пропадать же добру, пока не испортились. Дичь в винной заливке! Собрали всех, отнесли в сарай и втроем, в шесть рук, начиная с петуха, ободрали до единого перышка, дело-то знакомое. Ну, тетке две тушки перепало. И вот тут ужас! Мертвые куры стали шевелиться и подниматься. Женька завизжала от страха, конечно. Последним, рассказали, очухался петух, встал, увидел голых и пьяных шатающихся своих хохлушек, захлопал крыльями, а тут не улетишь, не взлетишь от такого безобразия. И под крыльцо от стыда спрятался. Я ему отдельно в консервную банку воды налил…

– И Петя прохрипел «большое спасибо», жадно припал к банке и выпил до дна, – задыхаясь от смеха, добавил Иван.

– Пил с удовольствием, как нормальный мужик с похмелки, – продолжил, не обращая внимания на реплику Сидорский. – В общем, все остались живы. Хотела матушка одну курицу подарить Матильде, и уже было собиралась голову ей свернуть. Но тетушка руками замахала: что мы совсем изверги, в один день ободрать и еще голову отвернуть.

– История почти со счастливым концом, – сказала Татьяна Матвеевна, которую тоже до слез рассмешила этот рассказ. – Наверное, потом вся деревня ходила к вам смотреть на этих несчастных птиц?

– Ходили, старушки, одуванчики божие, – подтвердил Кирилл. – «А чи можна глянути на лысых курочек?»

– И что – показывали? – спросила хозяйка.

– Мы их из сарая не выпускали, пока перья не выросли и чтоб не простудились, – ответил Кирилл. – А за показ, то есть демонстрацию, мы плату установили: пять куриных яиц или три гусиных. Ведь до тех пор, пока у наших курочек перья не выросли, наш петушок на них волком смотрел. И чтоб топтать голых дам, уж не до топтанья ему было. В общем, с точностью до наоборот, как у мужчины с женщиной бывает.

Иван усмехнулся:

– Вот смотрю я на тебя, Кирилл, и думаю, на каком месте ты начал «заливать»?

– Как говорил наш поп-батюшка, «вот тебе крест». Курочки здоровы, кушали зерно. И самое интересное, командир, яйца наши куры стали нести размером в полтора раза больше.

– И ваш метод обдирания заживо кур подхватило все село, а потом и вся Белоруссия, – продолжил Иван.

– А вот тут, командир, ты не прав! – поднял перст к потолку Кирюха. – Ведь для этого фокуса нужна пьяная вишня. А где ее столько возьмешь в республиканском размахе?

– Короче, этот метод сгинул в пределах вашего курятника, – подвел итог Родин. – Тут я одну историю вспомнил о научном подходе – в пределах коровника. По зову партии, в общем, бросили наш автодорожный институт на помощь селу. Мобилизовали студентов во главе с профессорско-преподавательским составом и привезли в колхоз «Красная заря». Одеты все одинаково: телогрейки, шапки, сапоги. Встречает нас председатель, говорит: «Я – Чабан, но не пастух, а председатель. Какие вопросы есть? Лучше не надо. Все сверху утверждено. Колхозу нужна помощь и ваш ударный труд». Чем ему сразу приглянулся наш профессор, светило в области сопромата, механики и оптики, сказать трудно. Вид у Степана Филипповича Четвертушкина, завкафедры, доктора технических наук и прочее, при его небритости был как у нормального пролетария. И вот его, меня и еще трёх студентов этот Чабан направил в коровник. Работаем день-другой, сено вилами таскаем, навоз убираем, молоко парное пьем. Но и выкладываемся, дай боже. Остальных ребят в поле запрягли. А на третий день приезжает комиссия из обкома, по вопросу, как досрочно выполняем планы пятилетки. Приехали на двух автомобилях, важные такие, в костюмчиках и галстуках. И на цыпочках идут с брезгливыми рожами к нашему образцовому коровнику, то есть к ферме. Председатель сопровождает, сам трясется, как осиновый лист. Встречают их заведующий фермы с ударницами-доярками в накрахмаленных халатах. Докладывает радостно об удоях и приплодах, колхозники и колхозницы – все, конечно, передовики социалистического соревнования и непьющие. Секретарь обкома чувствует показуху, говорит, вас послушать, так у вас на ферме одни профессора. И говорит, а ну-ка, давайте на задний двор сходим, там, поди, пьяный передовик лыка не вяжет. Пришли туда, а там профессор Четвертушкин с навозной кучей разбирается. А нас на третий день уже не отличить было от местных сельчан.

Степан Филиппович, наверное, в мыслях был среди своих интегралов, и вилами не так сноровисто ворочал. А секретарь прямо цветет от радости, чего-то ему показалось, что наш профессор плохо на ногах держится. Подходит с толпой, с усмешкой интересуется: «Что, товарищ колхозник, никак что-то там выискиваете?» А мы замерли, смотрим, думаем, сейчас начнется.

– Да, признаюсь, давно ищу, – профессор наш ничуть не смутился при виде важных гостей.

– И что же, позвольте полюбопытствовать?

– Вряд ли вам интересно, – небрежно так ему говорит, типа, чего привязался. Ну а секретарь все настаивает: проблемы надо решать вместе.

И ответил Степан Филиппович задушевно и проникновенно:

– Думаю, в моей последней работе, в базисной системе функций не учтена была высота гребней волны. И придется добавить расходы кинетической энергии.

Что-то в этом роде сказал, конечно, полную абракадабру.

А завфермой понял, что разыграл чинушей, говорит: «Да брось ты, Филиппович, вечером на собрании это обсудим». Секретарь этот ничего не понял, на всякий случай вопросов больше не задавал. Потопталась делегация по