– Там кто-то есть, – прошептал Андрей. – Будем надеяться, что он один и это именно тот, с кем встречается Трауберг.

– Согласно предположению, сотрудник одной из западных разведок, – тихо отозвался Корзун. – Не будем упоминать ее название.

– Да, совершенно незачем. Грешно клеветать на достопочтенных джентльменов. Попасть в квартиру было бы неплохо…

– Постучим? – предложил старший лейтенант.

– Можно. Но что-то мне подсказывает, стук должен быть условным. А еще нас обязательно спросят, кто мы такие.

– Не без этого, товарищ майор… Тихо откроем, тихо войдем? У вас имеется опыт бесшумного проникновению в чужие жилища? Может, носите с собой набор отмычек?

– Да иди ты, – огрызнулся Андрей. – Ладно, подождем, гость еще не прибыл. Надеюсь, Трауберг пунктуален, как все немцы. Хотя можно ли говорить о пунктуальности в горящем Берлине?

Они поднялись на один пролет. Стекло в окне частично отсутствовало, изрядно холодило. С высоты просматривалась подъездная дорожка, кроны невысоких кленов. До девяти часов вечера оставалось одиннадцать минут. Маячить в окне не стоило. Андрей прислонился к стене, закрыл глаза. Его спутник сделал то же самое.

На улице завыла сирена. Корзун распахнул глаза, уставился с удивлением. Система гражданской обороны в отдельных частях города еще работала. Сигнал был понятен: мирное население приглашали в бомбоубежище. Бомбить район Тюрлихплац советской авиации не было смысла: разнести, а потом восстанавливать на народные деньги? Другая авиация в небе Берлина не работала. Немецкие самолеты над городом – почти экзотика, союзников не пускали.

Скрипнула дверь квартиры наверху, приученная к порядку немецкая семья спешила покинуть здание. Это были старики – божьи одуванчики. Обоим далеко за семьдесят, в очках, интеллигентные.

Женщина увидела посторонних в подъезде, испуганно прижала ко рту маленькую ладошку. Но останавливаться они не стали, продолжили спускаться. Нескладный мужчина в причудливой шапочке собрался что-то спросить. Андрей поднял вверх указательный палец. Пенсионер закашлялся и промолчал. Старики торопливо прошли мимо и только этажом ниже стали испуганно перешептываться. «Это СС, что им здесь нужно?» Скрипнула дверь подъезда.

Майор выглянул в окно. Пенсионеры засеменили к бомбоубежищу. Из шестой квартиры никто не вышел. Хлопнула дверь внизу, застучали каблуки. Живых существ в подъезде было немного. Ожидание продолжалось, на часах – без нескольких минут.

Сирена отыграла. Наступила неестественная тишина. Вскоре она сменилась отдаленным гулом. Бомбардировщики действительно шли на город. Налету подвергались кварталы, расположенные восточнее – в зоне ответственности 47-й армии Перхоровича. Самолеты сбрасывали бомбы, они рвались на позициях, добавляя страха защитникам Берлина. Подрагивал пол в подъезде.

Налет был непродолжительным – минуты четыре. Потом гул затих. На часах – ровно девять. И где же хваленая немецкая пунктуальность?

Машина подъехала к дому в пять минут десятого. Первым ее услышал Корзун, подал знак. Оба вытянули шеи. Автомобиль был черный, легковой, он встал рядом с подъездом, прижавшись к бордюру.

Появился человек в шляпе и черном плаще. Он был довольно высок – это все, что разведчики смогли разглядеть. Посетитель вошел в подъезд, хлопнула дверь. Было слышно, как он поднимается, как поскрипывают его ботинки. Больше из машины никто не вышел.

Андрей переместился к соседней стене, встал рядом с Корзуном. Человек, одолев площадку между вторым и третьим этажами, продолжал движение.

Вдруг он что-то почуял, остановился. Было слышно в звенящей тишине, как он потягивает носом. Снова заскрипели подошвы, субъект добрался до площадки. Но постучал не сразу, помялся, дрогнули перила – он глянул в пролет, ведущий вверх. Дальше осматривать не стал – иначе все закончилось бы раньше. Он еще немного поколебался, постучал условным стуком: три коротких удара, пауза, снова три коротких. Посетителя ждали, дверь распахнулась, никаких наводящих вопросов не прозвучало. Дежурное бормотание: «Добрый день, проходите, пожалуйста…» Посетитель переступил порог.

В этот момент майор сорвался с места! Оттолкнулся от одной стены, от другой, в три прыжка одолел лестничный марш, бесцеремонно втолкнул гостя в квартиру! Тот не успел даже обернуться. Стычка была короткой, обошлось без выстрелов. Немец взмахнул руками, получил сапогом под зад, помчался быстрее пули, сбил с ног открывшего ему дверь. Оба испуганно вскрикнули. Мужчина в черном плаще распростерся, как медвежья шкура, второй выкатился из-под него, метнулся в квартиру, проявляя завидную для своего возраста прыть.

Раздумывать было некогда – Ракитин кинулся не разбирая дороги. Пусть Корзун разбирается с упавшим. Последний взревел благим матом – Андрей наступил ему на спину. Одним прыжком майор влетел в гостиную – та оказалась весьма вместительной. Шторы задернуты, но кое-что видно: мягкая мебель, помпезные кресла, на полу ворсистый ковер, в дальнем углу – пианино. Туда и летел, подбрасывая пятки, невысокий коренастый субъект с лысоватым черепом. Он грудью навалился на пианино, потом резко повернулся, вскинув руку с компактным «браунингом». Испуганно блестели глаза сквозь замутненные стекла очков.

Ракитин подлетел как нельзя вовремя, ударил противника кулаком в челюсть. Голова очкарика дернулась – как-то даже чересчур – до явно различимого хруста. Подкосились ноги, он рухнул, треснувшись затылком о крышку, закрывающую клавиши. Пианино тревожно загудело. Он упал, потеряв очки и пистолет, потом завалился на бок, глаза при этом остались открытыми…

Перестарался, товарищ майор… Андрей опустился на корточки, подтащил к себе безжизненное тело – нечего отлеживаться под фортепиано! Мужчина был одет в пуловер тонкой вязки. Куртка, в которой он прибыл, валялась в кресле. Еще одна жизнь оборвалась на самом интересном месте. И поди догадайся, от чего он скончался – то ли с шейными позвонками беда, то ли затылок проломил неумелой игрой на фортепиано… С музыкального инструмента капала кровь. Под затылком расплывалась бурая жижа. Голова была неестественно вывернута.

Субъекту было за сорок, крепко сложенный, невысокий. В последнее время он точно не голодал, выглядел упитанным. За спиной возился и чертыхался Корзун – втаскивал в комнату второго, в черном плаще. Кинулся к окну, раздвинул шторы, вернулся к субъекту, который приходил в себя и протяжно стонал.

– Товарищ майор, это не Трауберг… – сообщил с обидой в голосе старший лейтенант.

Ракитин не сдержался, выругался. А ведь такой путь проделали… Он сделал несколько глубоких вздохов, борясь с нахлынувшим отчаянием. Не время опускать руки, действовать надо! Он метнулся в прихожую, закрыл дверь. Какого дьявола Корзун оставил ее открытой?

Мужчина жалобно стонал, дрожали ресницы. Шляпа слетела с головы, обнажив темные волосы. А у Трауберга – седые! В свете фонаря осветилось породистое скуластое лицо, зеленые глаза с блеском. В них металось отчаяние. Пока противник не начал действовать, Корзун в качестве профилактики двинул ему в челюсть. Субъект опять лишился чувств.