Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не помню я этого! Не помню, чтобы кроме поцелуя у нас что-то было! Мне даже, по-моему, и целоваться тогда не хотелось.
— Знаете, что я думаю, — встрял Дарьян, все посмотрели на него.
И тут двое ненормальных опять появились в лагере. Раздался выстрел — Тощий вовремя увернулся.
— Не переживай, я тебя не убью, пуля по касательной пройдет! — кричала Лея.
Раздался еще выстрел — пуля попала в палатку. Могильников кинулся к снайперше.
— Остановись, ненормальная, пока не поздно! Мне только тут еще клиентов не хватало! — орал патологоанатом.
— Когда мы вернулись в поселок, доярка какая-то кричала, что я ее предал, и не хотела со мной разговаривать. Может, с ней меня занесло в долину грёз в ночь грибов? — предположил Дарьян.
— А раньше сказать не мог? — возмутился Роман.
— Я сейчас только вспомнил, — вздохнул.
— Ну, а как они у Тощего потом в рюкзаке оказались? — принялась протирать очки Элина.
Юля напряглась.
Тощий спрятался за толстым деревом.
— Лея, давай поговорим! — крикнул он.
Лея не ответила. Тишина. Мишка выглянул из-за дерева, раздался выстрел, от дерева отлетели щепки.
— Конечно, поговорим! Поговорим! Только подстрелю тебя сначала, скотина! — орала Лея.
Могильников вернулся к ребятам.
— Меня пугает ваше спокойствие, — сказал Валенов.
— Пусть выплеснет пар. От любви до ненависти один шаг. Ровно, как и наоборот, — спокойно сказал Могильников и пошел следить за костром, чтобы искры веером по лесу не разлетелись.
— Да они же поубивают друг друга! — вскочила Элина и снова взялась за свои очки.
Могильников хмыкнул.
— Что смешного, Олег Уюкович? — возмутилась Кира.
— Она мимо стреляет. Специально. Попугать его хочет, успокойтесь.
— С чего такие выводы? — спросил Дарьян.
— Она же вам говорила, что стрельбой занималась. И думаете, что с небольшого расстояния в большое тело, даже такое тощее, не попадет? — усмехнулся Могильников. — Поверьте мне. К тому же, у нее два патрона осталось.
Раздался еще выстрел.
— Не предавал я тебя! — снова заорал Тощий.
— А как у Тощего в руках оказался мой разбитый телефон? Может, мы как-то пересеклись с ним в ту ночь? Не знаю… — вслух размышлял Дарьян.
Мишка перелетел через лагерь. Раздался выстрел.
— Стой, сказала! — рявкнула Лея. Тощий остановился у обрыва. Могильников отошел от костра к наблюдающим за происходящим туристам. Олег Уюкович развел руками — все, патронов у Леи нет.
Худогубкин встал у самой кромки скалы, повернулся к Лее, вздохнул и спокойно сказал:
— Стреляй… Если считаешь, что тебе так будет легче — стреляй!
Лея целилась в Мишку и плакала.
— Прости меня за все, — произнес Тощий, закрыл глаза и опустил голову.
— Знать тебя не желаю! — разревелась окончательно девушка, отбросила ружье в сторону — оно улетело с обрыва вниз.
Улыбка сползла с лица Могильникова.
— Теперь мы будем без уток, — посетовал Эдкевич. Все повернулись к нему.
А Лея ушла из лагеря, забралась на невысокую горку, с которой видно было речку и лес, села на камень. Сейчас ей никого не хотелось видеть.
К обрыву подошел Могильников, прикинул, куда бы могло упасть ружье. Решил спуститься вниз, к реке, вдруг повезло и оно упало не утонуло? Сделал несколько глотков из фляги и отправился в путь.
Тощего переполняли эмоции. Он сел на краю обрыва, свесив ноги. Проводил взглядом уплывающий рюкзак и выпавшие из него вещи. «Йорика я потерял, с Леей отношения окончательно испортил. Конец пьесы. Занавес!» Тощий совсем поник.
— Элина, Юля, принимайтесь за обед, мы с Дарьяном воду принесем. Кира, Эдкевич — займитесь уборкой в лагере. Тощий! — позвал Мишку Валенов. Тот не ответил.
— Роман Александрович, я с ним поговорю. Не трогайте пока ни его, ни Лею, — попросил Эдкевич. Валенов кивнул, взял котелок, и они с Дарьяном ушли.
— Да, Миша, спальник сжечь — это сильно, — произнесла Кира.
Эдкевич подошел к Тощему, сел рядом: «Как ты, Худогубкин?»
Тощий тяжело вздохнул, не отрываясь от созерцания противоположного берега.
— Понимаю, Миша, сам сталкивался с приключениями, которые любовь преподносила. Послушай, кстати, похоже, у вас с Юлей действительно ничего не было — интимной жизни, в смысле. Это Дарьян накуролесил ночью в поселке с дояркой с улицы Дебильной.
— Не было, я так и думал. У меня ни разу в жизни не было интимной близости с девушкой, — вздохнул тот, — я бы точно запомнил событие. Не знаю, как та пачка в руки мне попала.
— Да, неважно, Миша, как она попала тебе в руки. Важно — настоящее. А в настоящем времени вы с Леей чуть не убили друг друга, — хмыкнул Эдкевич, — не нужно было тебе ее спальный мешок в костер кидать…
— Она «убила» Йорика! — перебил Эдкевича Тощий.
— Пластмассовый череп? Велика потеря! Но Лею можно понять. Миша, любовь — это болезнь, опухоль, пусть и доброкачественная. Когда человек ею заражен, он ведет себя очень странно, — Эдкевич улыбнулся, — она тебя любит. Она терпела твое к ней ужасное отношение, обижалась, но все равно шла и обнимала — это любовь, Миша! И новость о том, что у вас с Юлей что-то было — ранила её сердце. А ты её спальник сжег…
— А она мой рюкзак выкинула, и как я теперь без вещей! — повысил голос Мишка.
— Ты любишь ее? — спросил Эдкевич. — Представь, как выглядела бы твоя жизнь без нее. Любишь?
Тощий повернулся к реке, закрыл глаза и тихо произнес:
— Я понимаю, что она была частью моей жизни, но я боялся… И сейчас… Я не могу без нее. Как я раньше не понимал этого…
— Тогда забудь про рюкзак, про все ссоры — это мелочь. Истинная любовь — явление редкое и бесценное. Это не банальная химия, которая со временем растворяется. Судя потому, что она ради тебя делала и делает, ты для нее — часть жизни. Она чем угодно ради тебя, дурака пожертвует!
Разговор прервал мат Могильникова. Оба посмотрели с обрыва вниз — патологоанатом лежал в кустах навзничь.
— Упал, видимо, — констатировал Эдкевич. — Итак, твое решение, Миша? Я бы, не раздумывая, прямо сейчас пошел к ней! — он улыбнулся, похлопал Тощего по плечу и ушел.
Миша еще некоторое время сидел в одиночестве, думал о всей этой ситуации. Обида из-за Йорика,