Вчера были на Четвертой симфонии. Пригласил Д. Д. Мы слышали ее в первый раз. Впечатление потрясающее. По-моему, такой стремительности, движения, контрастов, смены ритмов и красок, нежности и остроты теперь уже в сочинениях Д. Д. нет. Невольно думаешь, каков был бы его путь, каким он был бы композитором, если бы не «постановления», которые корежили его живую душу. И, конечно, творчество. Думается, и он другим был бы (Знамя. 1996. № 12. С. 175).

Четвертая симфония прошла с блеском. Тут слышны были отголоски борьбы с культом личности, и сама симфония несла ореол мученицы. Действительно, музыка потрясающая. Она обошла весь мир. Сейчас же Орманди затребовал ее и исполнил первым в Америке. Потом Стоковский. Там была чуть ли не драка за исполнение, так же, как по поводу Тринадцатой («Кирилл Кондрашин рассказывает»).

на последнее заседание явилась группа ортодоксов с намерением дать отпор пропагандистам этой идеалистической буржуазной лженауки. Речь главного из них, Мейлаха, была агрессивной по содержанию, хамской по тону и заканчивалась угрозой типа «мы еще поговорим с вами в другом месте». На это красный от гнева Вячеслав Всеволодович Иванов (Кома, как называли его друзья) своим скрипучим голосом, повышая октаву на каждом периоде, прокричал: «Я в качестве семиотика классифицирую речь Мейлаха как гнусный! политический!! донос!!!» Пятигорский, председательствующий на этом заседании, прореагировал мгновенно: «Я протестую! Предлагаю Вячеславу Всеволодовичу снять слово „гнусный“!» Иванов кивнул, и ортодоксы с возмущением покинули зал, унося с собой прилипшее к ним клеймо доносчиков. Как я понимаю, разговора «в другом месте» не последовало (Знамя. 2011. № 4).

В этих песнях воскрешается стиль «дореволюционного салона», проникнутый сентиментальными и пошлыми интонациями, ничего общего с нашей героической современностью не имеющий (И. Нестьев).

Интонации этих песен, напоминающие музыку времен нэпа, чужды нашему современному музыкальному языку (К. Молчанов).

В обсуждаемых песнях Э. Колмановского нет ощущения дыхания нашей жизни (В. Фере).

Но допустим на мгновение, что авторы этого письма действительно считают песню «Хотят ли русские войны» песней «дурного вкуса», причастной к «мещанской псевдолирике» и «унылой слезливости» (определение журнала «Советская музыка», чью непогрешимость отстаивают авторы). Тогда как же они объяснят тот факт, что песня «Хотят ли русские войны» получила распространение во многих странах мира, что ее с волнением и энтузиазмом восприняли делегаты Всемирного конгресса за разоружение и мир в Москве и участники Всемирного фестиваля молодежи и студентов в Хельсинки? Чем объяснить тот факт, что песню эту в фортепьянном переложении вдохновенно исполнял лауреат Международного конкурса имени Чайковского английский пианист Джон Огден? Что песня эта исполняется Государственным академическим хором А. Свешникова, Краснознаменным ансамблем Советской Армии под руководством Б. Александрова, что ее исполняют такие известные певцы, как Георг Отс, Артур Эйзен и другие? Неужели все они – жертвы «дурного вкуса», падкие до «мещанской псевдолирики»?