я весь ваш Юг… Опасаешься сам пострадать! А я… Я люблю Лиа, своих друзей, Тейит… и Шику я тоже любил. Я хотел, чтобы не было больше вранья, подозрений, чтобы ты не считал меня полной сволочью, чтобы ты не попал в ловушку. А сам потерял всех. Тех, кого полюбил, понимаешь? — Огонек снова почти кричал.

— Хватит тут голосить! Кыш! — Кайе зашвырнул шишку в севшую на ветку сову.

— Я должен вернуться на север. Пусть не в свите Лачи, но я и один доберусь.

— Ты пойдешь со мной.

— Пойми наконец, есть другие, кроме тебя! — закричал Огонек. — Мне надо… спасти бабушку.

Долго не было слышно ни звука, кроме далекого уханья обиженной совы. Она старалась поохотиться напоследок, чуя рассвет.

— Нет. Это бессмысленно.

Полукровка сжал зубы, отвел глаза. Вот, значит, как.

— Огонек…

Мотнул головой, ожесточенно:

— У меня есть имя!

— Какая мне разница?

— Ты мне не хозяин. Я не…

Рука Кайе сомкнулась на его локте, довольно грубо:

— Думаешь, я забуду перепуганного детеныша из леса? Плевать, кто ты в Тейит!

— Пусти! Мы оба уже не те!

— Что ты все оглядываешься?! Ждешь своих северян?

Огонек вырвался наконец. Отдышался. И понял, что все и вправду бессмысленно — он не успеет. Даже если переговоры затянутся, ему ни в жизнь не обогнать Лачи — тот вернется верхом, по хорошей дороге.

— Хватит, я пойду с тобой!

— И снова будешь пытаться бежать?

— Нет. Мне уже некуда.

Огонек подошел к телу Шику, опустился на колени, закрыл ему глаза.

— Нельзя его здесь оставлять. Звери…

— Предлагаешь отнести в шатер переговоров? Пусть лежит здесь, кому надо, те восстановят, что произошло.

Почти совсем рассвело, хотя под деревьями все еще было бесформенно — серым.

До лагеря южан шли долго и молча. Не меньше двух часов прошло до того, как в прогале показались палатки. Посланцы Асталы встали ниже погибшего прииска, на самом краю долины, и Огонек вяло отметил — куда удобней было бы и посланцам Тейит устроиться рядом и не таскаться невесть куда на переговоры. На грис быстрее, конечно, и все же. Но север и юг слишком не доверяют друг другу.

Фигуры часовых маячили возле лагеря.

— Останься тут, — велел Кайе, указывая полукровке место возле крайней палатки. — Я выясню, что и как. Мы должны были выехать на рассвете, но я все им испортил своим уходом.

Огонек молча кивнул, уселся, не обращая внимания на часового. Тот вынужден был теперь одновременно приглядывать и за лесом, и за непонятным пленником или гостем. Но Кайе быстро вернулся.

— Тумайни и Толаи уже уехали, — сказал он почти весело. — С полчаса назад где-то. Придется их догонять.

— Мне обязательно тоже там быть?

Последний, кого Огонек хотел сейчас видеть, это Лачи — даже Элати бы обрадовался больше. Но Кайе, хоть сперва сомневался, готов ли оставить полукровку в лагере на попечение нескольких стражей, все же сказал “да”. Он, похоже, и сам запутался, во что готов верить, какой интриги опасаться.

— Сейчас оседлают грис, — сказал он, и тоже сел на траву. Сейчас Кайе выглядел проще, почти как в Астале. Усталое, немного напряженное лицо. Но ярости нет в глазах, они обычные, человеческие. Будто и не убил никого ночью.

— Почему мы не можем просто вести себя как люди? — тихо и с болью спросил Огонек. — Ты ведь поверил, что я невиновен. Их игры — это их игры… и ваши, но не мои.

— Я хотел бы тебе поверить, — так же тихо откликнулся юноша, откидываясь к стволу дерева и обхватив колено. — Но не имею права. И все же, если ты вдруг не врешь… Что будет делать Лачи, узнав, что ты оказался у нас?

— Думаю, найдет, чем вас спровоцировать. Выманить тебя сюда и уехать ни с чем, да еще и отдать свою долю в Долине — это не для него. А просто разъехаться в разные стороны не согласитесь уже вы. Гори оно все синим пламенем, — других слов, да и сил выругаться Огонек не нашел.

— Ты в седле-то удержишься после всего?

— Постараюсь.

Уже третий долгий путь пришлось ему проделать подряд. Он оказался самым легким — тропа среди не слишком высокой травы, хоть порой колючей и жесткой. Да и ехал верхом. Усталость притупила чувство двойной потери — и вся прежняя жизнь, и Шику, который, хоть не успел стать его другом, был веселым парнем, вместе с Хараи учившим полукровку обращаться с оружием. И еще невесть что ждало впереди.

Посольство Юга они догнали без особых усилий. Со спины мужчина и женщина в темно — синем богатого, сочного оттенка, с золотом на руках и поясе показались ему братом и сестрой, но лица их были совсем разными. Ткань скрывала руки до локтя, но родовые знаки поблескивали в нагрудных ожерельях. Огонек уже знал имена послов.

— Это что такое? — спросила Тумайни, указывая на полукровку. — И где ты пропадал?

— Долго объяснять, — сказал Кайе.

— Придется.

— Позволь, я, — тихо попросил Огонек, поймав удивленный взгляд южанки, и вкратце рассказал почти обо всем — умолчал только о своей связи с Кайе. Южанам этого знать не следует. А врать он давно уже научился, вот и Шику пришлось приплести несуществующую вражду. Кайе слушал его задумчиво и, кажется, не был доволен выдумкой.

Без разницы.

— Значит, одно убийство уже есть. Я предвидела, что ты с этого начнешь, — сказала Тумайни Кайе. Толаи только хмыкнул — высокий, тяжелый, он выбрал грис себе под стать и то, она, казалось, покачивалась под ним.

— Не я первым начал, и докажу, если понадобится, — Кайе сказал это не просто спокойно — Огонька покоробило от равнодушия. — К тому же все произошло очень далеко от северной стоянки, это еще им придется объяснять, куда и зачем он убрел.

— Верно, — согласилась Тумайни. — Что ж, пока лучше молчать об этом. А там посмотрим. Слышишь? Если хочешь жить, не раскрывай больше рта вовсе, — обратилась она к Огоньку.

— Мне все равно, выживу я или нет, но сказать мне больше нечего, — откликнулся тот, отворачиваясь.

Лачи с небольшой свитой, невозмутимый, — лишь напряженная линия рта выдавала, что это не так — уже