Затем она глубоко вздохнула и пошла поговорить с Таем.

Он не сдвинулся с кровати в пустой комнате. Он уставился в сгущающиеся тени, его лицо побледнело, когда он посмотрел на нее. — Дрю? — сказал он запинаясь.

— Ты должен был мне сказать, — сказала Дрю.

Он нахмурил свои изогнутые брови. — Ты подслушивала? — Она кивнула.

— Я знаю, — сказал он. — Я не хотел, чтобы ты меня останавливала. И я не умею врать. Мне легче просто не говорить.

— Кит солгал мне, — сказала она. Она была в ярости из-за Кита, хотя и старалась не показывать этого. Может, и к лучшему, что он не вернется с ними. Даже если бы он показал ей, как вскрывать замки. — Призрак Ливви, она действительно здесь?

— Я видел ее сегодня. Она была в Базилии, когда Эмма и Джулиан проснулись. Она сидела на одном из комодов. Я никогда не знаю, будет она там или нет. Магнус сказал, что она привязана ко мне…

— Может быть, ты научишь меня видеть ее. — Дрю опустилась на колени и обняла Тая. Она чувствовала легкую вибрацию, проходящую по его телу; он дрожал. — Может быть, мы увидим ее вместе.

— Мы никому не можем сказать, — сказал Тай, но он тоже обнял Дрю; он обнимал ее, его волосы касались ее щеки, такие же мягкие и тонкие, как у Тавви.

— Я ничего не скажу. — Она крепко держалась за брата, как будто могла удержать его привязанным к Земле. — Я никогда не скажу.

* * *

Эмма лежала поверх покрывала своей кровати, и единственным источником света в комнате было отраженное сияние башен демонов, проникающее через окно.

Неудивительно, подумала она, что не получается заснуть. Она проспала три дня и проснулась от серии потрясений: осознание того, что произошло, объяснение Джема, дом, полный людей. Ее постоянно преследовало странное чувство, что она что-то забыла, что-то положила в соседней комнате, и ей нужно было это запомнить.

Это была парабатайская связь, она знала. Ее тело и мозг еще не осознали того факта, что она исчезла. Она скучала по ней так же, как люди, потерявшие конечности, иногда все еще чувствовали их там.

Она скучала по Джулиану. Они были вместе весь день, но всегда в окружении других людей. Когда дом наконец опустел от посторонних, Джулиан повел Тавви в постель, неловко пожелав ей спокойной ночи в присутствии остальных.

Вскоре после этого она сама легла в постель и пролежала там в тревоге несколько часов. Будет ли все неловко теперь, когда они не парабатаи? Теперь, когда они плыли в новом, чужом месте между друзьями и любовниками? Они никогда не заявляли о себе, потому что такие слова, как парень и девушка, казались банальными перед лицом проклятий и гигантских монстров. Что, если все случившееся было настолько разрушительным, что они никогда не смогут вернуться в нормальное состояние?

Она не могла этого вынести. Она скатилась с кровати, встала на ноги и разгладила ночную рубашку. Она распахнула дверь своей спальни, готовая пройти через холл в комнату Джулиана и заставить его заговорить с ней, как бы неловко это ни было.

Прямо за дверью стоял Джулиан, протягивая ей руку и выглядя таким же удивленным, как и она, увидев его.

Он медленно опустил руку, и далекий лунный свет блеснул на его браслете из морского стекла. В коридоре было темно и тихо, лицо Джулиана оставалось в тени. — Я не знал, захочешь ли ты, чтобы я вошел, — сказал он.

Облегчение заставило Эмму прислониться к двери. — Я действительно хочу, чтобы ты зашел.

Она вернулась в комнату, а он закрыл за собой дверь. Теперь они оба были погружены во тьму, освещенную лишь светом стеклянных башен. Джулиан, одетый во все черное, казался тенью среди теней, когда смотрел на нее сверху вниз; его волосы тоже казались черными, бросаясь в глаза на бледной коже. — Я не знал, захочешь ли ты, чтобы я тебя поцеловал.

Она даже не пошевелилась. Больше всего на свете ей хотелось, чтобы он подошел к ней и обнял ее. Она хотела почувствовать его рядом с собой, когда пространство между ними перестанет быть пространством проклятых и запретных вещей.

— Я хочу, чтобы ты поцеловал меня, — прошептала она.

Он сократил расстояние между ними в один шаг. Его руки обхватили ее затылок, а губы наклонились к ее губам, горячим и сладким, как чай с медом. Она легко провела зубами по его нижней губе, и он издал гортанный звук, от которого волосы на ее руках встали дыбом.

Его теплые губы коснулись ее щеки, подбородка. — Я не знал, захочешь ли ты, чтобы я прикасался к тебе, — прошептал он ей на ухо.

Было приятно просто медленно смотреть на него. Знать, что все это не нужно торопить. Она стянула через голову ночную рубашку и увидела, как его лицо напряглось от желания, а глаза потемнели, как дно моря.

— Я хочу, чтобы ты прикоснулся ко мне, — сказала она. — Ты не можешь сделать мне ничего такого, чего бы я не хотела, потому что это ты.

Он подхватил ее на руки, и на мгновение показалось странным, что ее обнаженная кожа соприкасается с его одеждой, хлопком, джинсами и металлическими заклепками, когда он поднял ее и понес к кровати. Они рухнули на нее вместе, Джулиан вырывался из рубашки, джинсов; Эмма забралась на него, наклонилась, чтобы поцеловать его в шею, лизнуть и пососать там, где пульс бился так, что она чувствовала биение его сердца.

— Я хочу идти медленно, — прошептала она. — Я хочу чувствовать все.

Он схватил ее за бедра и перевернул их так, чтобы оказаться над ней. Он злобно усмехнулся, глядя на нее сверху вниз.

— Медленно, — сказал он.

Он начал с ее пальцев, целуя каждый; он целовал ладони ее рук и запястья, плечи и ключицы. Он провел дорожку поцелуев по ее животу, пока она не начала извиваться, задыхаться и угрожать ему, что только заставило его тихо рассмеяться и обратить свое внимание на еще более чувствительные места.

Когда мир в ее глазах несколько раз побелел, он поднялся над ней и убрал влажные волосы с ее лица. — Сейчас, — прошептал он и накрыл ее рот своим, соединяя их тела вместе.

Все шло так медленно, как он и говорил, как никогда раньше; не было никакого отчаяния, кроме их желания. Они лежали поперек кровати, растянувшиеся и голодные, тоскующие и трогательные. Она легонько, благоговейно погладила его лицо: изгиб губ, ресницы, трепещущие на скулах, и с каждым прикосновением и мгновением его дыхание становилось все более прерывистым, а хватка на простынях все крепче. Ее спина выгнулась навстречу ему, голова была полна искр: они поднимались и сливались вместе, пока все не превратилось в огонь. И когда они наконец загорелись, ни один из них не мог больше ждать, они были одним человеком. Они светились, как ангелы.

* * *

Из комнаты Марка он мог видеть луну, и это беспокоило его.

Столько ночей они провели верхом, и луна скакала вместе с ними, словно тоже охотилась за небом. Он слышал смех Кирана в своих ушах, даже сейчас, чистый смех, не тронутый печалью.