там, / Ну а я до земли дотянул». И такая же ситуация, но в саркастических тонах, описывалась в «Веселой покойницкой»: «Ну, а у нас — все мы ходим под богом, / Только которым в гробу — ничего» (АР-1-70). Да и в лагерной песне «Летела жизнь» читаем: «На всех, как говорится, воля божья — / Однажды слышу: “Ахтунг! Караул!”» (АР-3-193).

Таким образом, «хождение под богом» не является гарантией от преждевременной смерти, о чем говорили и зэки в ранней песне «Все ушли на фронт»: «Там год за три, если бог хранит, / Как и в лагере — зачет» (АР-9-180). Ну а если «не хранит», то возникает ситуация «Побега на рывок», где «свыше — с вышек — всё предрешено», поскольку беглецов отстреливают вохровцы. Этим же продиктована горькая ирония в «Райских яблоках»: «Так сложилось в миру — всех застреленных балуют раем. / Торопись пострадать — береженого бог бережет» (АР-3-157).

Так что неслучайно в песне «О поэтах и кликушах» поэт без обиняков скажет: «Задержимся на цифре 37, коварен бог — / Он здесь вопрос поставил: или, или…» (АР-4-188, 190; в тех же черновиках находим зачеркнутый набросок: «Евангелье, елей»[1184] [1185]; АР-4-192). Отсюда и проклятья, обращенные к небесам: «О! боги! боги! Зачем вы живете на Олимпе, черт вас подери в прямом смысле этого слова!» («Дельфины и психи», 1968; АР-14-56979), «Где этот бог? Покажите его — / Я его, гада, достану!» («Песня летчика-истребителя», 1968; СЗТ-2-445), «Господь нас всех сотворил от нечего делать: сидел эдак лениво, творил что-то, вдруг получились мы! Потом он что-то из бедра нашего сделал, мерзавец! Бабу фактически сделал, а мы теперь и страдай от бабиных негодяйств!» («Формула разоружения», 1969 /6; 68/). Конструкция сотворил от нечего делать, помимо всего прочего, предвосхищает авторскую реплику в «Балладе о манекенах» (1973): «Ему творить — потеха, / И вот себе взамен / Бог создал человека / Как пробный манекен».

А в трех произведениях 1972 года встречается даже тождество «бог = смерть»:

1) «Мы успели — в гости к богу не бывает опозданий» («Кони привередливые»; АР-8-12). В черновиках же находим вариант: «в гости к смерти» /3; 380/.

2) «Смерть — это самый бесстрастный анатом» («Набат»). А в черновиках: «Бог в небесах, как бесстрастный анатом» /3; 407/.

3) «Если не смотришь, ну пусть не болван ты, / Но уж, по крайности, богом убитый» («Жертва телевиденья»; АР-4-106).

В иронической форме данное тождество реализовано в повести «Дельфины и психи»: «А вы знаете, как поп попадью извел? Что значит извел? Убил то есть. Ну! Развод по-итальянски.[1186] [1187] [1188] [1189] Вот! Он ее подкараулил и опустил на нее икону спасителя. Тройной эффект. Во-первых, если уж спаситель не спас, а убил, значит — было, за что» (АР-14-28).

Помимо тождества «бог = смерть», устанавливается тождество «бог = власть»: «Задержимся на цифре 37, коварен бог — / Ребром вопрос поставил: или, или…» («Поэтам и прочим, но больше поэтам»; АР-4-188) = «Ну а потом предложат: или, или…» («Песня Бродского»; АР-11-144), «В дорогу живо или в гроб ложись. / Да! Выбор небогатый перед нами» («Приговоренные к жизни»; АР-6-100), «ГВопрос поставлен лобово! Указ гласит без всяких но: / [Не нужно пулям бить поклонов, / Во имя жизни миллионов / Не будет смерти одного]» («День без единой смерти»; АР-3-89).

А в свете тождества «бог = власть», эпитет «коварный», примененный к богу в песне «О поэтах и кликушах», применяется также к советской власти, которая насильственно лишила людей смерти не только в «Дне без единой смерти», но и в «Приговоренных к жизни»: «Коварна нам оказанная милость…» (АР-14-172).

Соответственно, молитвы не имеют никакого смысла: «А за меня, если охота есть, — молись. Мне это не поможет — ни жарко, ни холодно. Вон сам себе не могу помочь…» (из разговора Высоцкого с Михаилом Златковским981), «Ваш дом горит, черно от гари, / Ты зря взываешь к небесам. / Причем тут бог — зовите Гарри, / Который счеты сводит сам» («Живучий парень», 1976; АР-6-173)982, «Не донимайте / Мольбами небо никогда. <.. > Он так устал от добрых дел, / Что пулю в лоб пустить хотел / И разом вычертить предел / Всем нашим бедам. / Осточертели вы ему — / Стреляться впору самому: / Фома не верил ничему, / Иуда предал»983 («Вооружен и очень опасен», 1976; АР-6-181), «Всевышним бедам / Заботы наши ни чета, / Давно им чаша испита. / Всем нашим бедам / Он не поможет ни черта. <.. > И он нам, грешным, ни чета. / Так понапрасну вы Христа / не донимайте. <.. > Зачем шевелятся уста? / Он не поможет ни черта — / Даст после пряника кнута…» (АР-6-184). Поэтому если о чем-то и стоит молиться, то только об одном — чтобы не было слежки: «Но раз молитва начата, / Шепчи одну, одну из ста: / “Не приведи, господь, хвоста / За мною следом”»[1190] [1191] [1192] (АР-6-184). Об этом же мечтает поэт во многих произведениях, поскольку слежка за ним велась постоянно: «Он везде за мною следом» («Про личность в штатском»), «Палач, охотник и бандит. / Он — всё на свете, он следит» («Вооружен и очень опасен»; АР-6-182), «Пока следят, пока грозят, / Мы это переносим» («Формулировка»), «Я чувствую, что на меня глядит соглядатай» («Невидимка»), «Не догнал бы кто-нибудь, / Не почуял запах!» («То ли — в избу и запеть…»), «Ведь направлены ноздри ищеек / На забытые мной адреса» («Узнаю и в пальто, и в плаще их…»), «А слежку, а карцер хотите ль?» («Из класса в класс мы вверх пойдем, как по ступеням…»; АР-13208).

В 1972 году пишутся стихотворение «Революция в Тюмени» и песня «Тюменская нефть».

Основная редакция стихотворения начинается так: «В нас вера есть, и не в одних богов. / Нам нефть из недр не поднесут на блюдце». А в черновиках читаем: «И наша вера — вера не в богов» (АР-2-82), «Религия и вера не в богов» (АР-2-79). Здесь же герои обращаются к темным силам, которые владеют подземной нефтью: «Владыка тьмы, мы примем отреченье», «Царь недр и тьмы, мы примем отреченье», «Владыка Тьмы, я принял отречение / И вышел в нефтяные короли» (АР-2-79). Похожее обращение возникнет в зонгах, написанных Высоцким к спектаклю Леся Танюка «Махагония»