– Перестань, – приказал мне муж. – Займись ребенком, я не знаю, что с ним делать!

– Благодарю за помощь, – огрызнулась я, а Фрида и Мирта подошли ближе. Одна ласково фыркнула мне в шею, вторая просто ткнулась мордой, мол, не переживай!

Под деревьями ждал верный Браст – герцог его даже не привязывал, да еще и расседлал. И то, не вернись он, конь бы погиб. Ну и смирный серый мул, тот самый. Он от Браста не отходил ни на шаг.

Дитрих перебрался на спину Марка, а меня взял Дин, потому что старые клячи в самом деле были немолоды, и если по воздуху неслись благодаря волшебству, пробираться по лесу им было тяжело. Ну а Элла была меньше меня ростом и куда легче, ее и Франк нес без труда.

– Фрида говорит, – прислушавшись к ее фырканью, сказал Людвиг, – если что, бросайте стариков, спасайтесь сами. С феями шутки плохи.

– Это уж точно, – мрачно ответил мой муж. Сына он бережно прижимал к груди, и я его понимала – ведь это был его наследник! – Вольф, как будем возвращаться?

– Да как тогда, через Серый лес. Только там уж в березняк выйдем, если леший пропустит, – ответил тот. – Ну а что б не пропустить, узнав, как феям нос натянули, точно поможет. Да и взяли для него кое-что.

– Так это все-таки одна фея или несколько? – спросила я. – Мы тогда видели много танцующих, гнались за нами тоже несколько… Эта, как вы говорите, едина в двух лицах, а что же на самом деле?

– Какая разница? – обернулся ко мне Винсент. – Может, это ее прислужницы, может, сестры или дочери, может, она умеет не только раздваиваться… Неважно. Едем живее!

И наша маленькая кавалькада отправилась прочь, подальше от круга фей. Майнц испуганно жался к кобылам, Дин держался поближе к Брасту, а Волк указывал путь.

Серый лес сильно изменился! Сейчас, по весне, даже угрюмые деревья нежно зазеленели, показались первоцветы, и наши старые клячи умиленно вздыхали, то и дело одергивая Майнца, который все норовил отбежать в сторону и посмотреть на очередное диво – ландыш или подснежник, весенний ручей или снег под деревом. На их лугу ничего этого не было, он и не знал, что такое бывает!

Людвиг тоже глядел по сторонам громадными черными глазищами, и мне показалось, что видит он куда больше Майнца. Что ж, его не подменили, он родился в чертогах фей, с первых дней ел их пищу, как и я, и неведомо, какой дар получил.

– Маргрит, – негромко сказал Винсент. Я куталась в плащ – он тоже не забыл об одежде, да и провизии на муле – сюда Элла ехала на нем – было навьючено немало. – Я не хочу сейчас ни о чем говорить. Слишком много ушей вокруг… и прелюбопытных! – чуть повысил он голос, и Фрида с Миртой сделали вид, будто любуются природой. – Потом, хорошо? Просто… я умею вести куртуазные беседы, но это не то, понимаешь?

– Конечно, – ответила я.

– Я тебя люблю, – коротко произнес он.

– Этого достаточно, – сказала я и протянула ему руку. Как тогда, когда ему нужен был кто-то из реального мира, чтобы вернуться. Теперь это было необходимо мне, и Винсент все прекрасно понимал.

– Мама, синица! – воскликнул вдруг Людвиг. Птичка вспорхнула аккурат на голову недовольно фыркнувшему Брасту и чирикнула. – Говорит, леший нас уже заметил. Идет, слышишь?

Кроны деревьев заметно пригнулись, когда налетел порыв ветра, а навстречу нам вышел леший, на этот раз в сером балахоне с прозеленью. Так вот замрет на месте, от замшелого ствола не отличишь!

– Однако, – сказал он. – Вот так отряд!

– Дедушка леший, – выступил вперед Волк. – Пропусти, сделай милость! Видишь, скольких мы у фей увели, неужто им теперь пропадать? Мы-то, может, еще и уйдем, а эти вот бедолаги уж немолодые, да и жеребенку не угнаться за большими-то ко- нями!

– Пожалуйста, возьмите угощение! – Элла дрожащими руками раскладывала на шелковом платке все то же, что и Агата не так давно. – Позвольте пройти, дедушка леший, не дайте сгинуть…

– Да идите уж, – миролюбиво сказал он, – я нынче добрый. А без коней феи за вами не больно-то угонятся. И в Черный лес не суйтесь! Медведь только проснулся, голодный он.

– Нам в березняк, дедушка, я помню, вдоль оврага, у двойной осины налево! – заверил Волк.

– Спасибо, – искренне сказала я, а Винсент молча поклонился.

Правда, насторожился, когда леший подошел ближе и вгляделся в Людвига.

– Ты смотри-ка, – проговорил он, протянув узловатую руку и коснувшись мальчика. – В отцову масть пошел. А что у матери забрали, у тебя осталось… Ну, езжайте!

– О чем это он? – негромко спросил Винсент, когда мы добрались до оврага.

– Наверно, о даре видеть невидимое, – ответила я. – Мне его фея дала, она и забрала, а Людвиг с ним родился.

– Это хорошо, – серьезно сказал герцог. – Это может выручить, если он забредет ненароком в такие вот края…

Я молча согласилась.

В светлом березняке было куда лучше, чем в достопамятном Черном лесу, и хоть тут водились дикие звери, Волка они опасались. А там уж и до опушки было недалеко.

– Есть хочется, – канючил Майнц на ходу. Уже вечерело, все устали.

– Терпи, – велел Марк. – Травой толком не наешься, а мяса нет.

– А нам его теперь и не урвать, – заржала Фрида, – зубы-то не те!

Конечно, я разучилась их понимать, но Людвиг охотно переводил. Он с интересом впервые попробовал хлеб и сыр, и теперь задремал.

Фрида была права – чем дальше мы убирались от круга фей, тем больше лошади делались похожими на обычных животных, без клыков и горящих глаз. Кони как кони…

– Привал, – сказал Винсент. – Нужно отдохнуть. Вы, если можете, впрямь попаситесь, на всех овса мало будет. Я как-то только на Браста и мула рассчитывал. Вольф?

– Посторожу, знаешь же, что я вполглаза сплю, – кивнул тот и улегся, то и дело подергивая ушами. И тут же велел лошадям: – А вы далеко не отходите! Тут много желающих пообедать свежатинкой.

Фрида тяжело вздохнула и положила голову на спину Мирте, мол, кому охота глодать наши старые кости! Майнц пристроился с ними рядом, а жеребцы разбрелись кругом, прядая ушами и внюхиваясь в незнакомые запахи.

– Маргрит, он не простудится на земле? – шепотом спросил Винсент, когда все стихло, а Людвиг уютно засопел между нами.

– Не должен. Но, может, Волка позвать? У него вон какая шерсть…

– Нет уж, вдруг ему понадобится броситься на кого-то в лесу… Лучше я всю ночь буду держать Людвига на коленях, – он приподнялся, прислонился