были выведены из строя — дальновидный начальник артиллерии генерал Генри Хант приказал прекратить огонь, чтобы сбить южан с толку, сберечь боеприпасы и встретить врага как полагается. Союзная пехота начала стрелять с 200 ярдов, а Вермонтский, Огайский и Нью-Йоркский полки ударили по наступавшим с флангов. Под невыносимым огнем атака конфедератов захлебнулась. Две-три сотни виргинцев и теннессийцев во главе с генералом Льюисом Армистедом прорвали первую линию обороны, после чего Армистед получил смертельные ранения, а его солдаты падали один за другим, как листья на осеннем ветру. Через полчаса все было кончено. Из 14 тысяч конфедератов, пошедших в атаку, едва половина вернулась обратно. Дивизия Пикетта потеряла две трети своего состава; три командира бригад и все тринадцать полковников были убиты или ранены.

Когда те, кто выжил, вернулись к месту, откуда начиналась их самоубийственная авантюра, они увидели Ли и Лонгстрита, формировавших линию обороны на случай предполагаемой контратаки Мида. «Это полностью моя вина, — промолвил Ли, оказавшись среди солдат. — Именно я проиграл эту битву, но вы должны приложить все силы и помочь мне выйти из этого трудного положения. Все добрые солдаты должны сплотиться»[1176]. Они и сплотились, по крайней мере часть из них, но Мид не начал контрнаступления. За это его критиковали еще долгие годы. Хэнкок, несмотря на ранение, полученное при атаке Пикетта, предлагал Миду преследовать разбитые бригады Ли силами не участвовавших в битве 5-го и 6-го корпусов. Но на плечах Мида лежала большая ответственность. Он был командующим армии всего шесть дней, три из которых эта армия сражалась за спасение государства (как он представлял свою миссию) и едва преуспела в этом. Мид не мог знать масштабов потерь в стане южан, а также того, что их артиллерия расстреляла почти все свои снаряды. Однако он знал, что Стюарт находится где-то в его тылу — ему еще не сообщили, что кавалерийская дивизия северян остановила Стюарта в трех милях к востоку от Геттисберга, расстроив тем самым и третью часть плана Ли по уничтожению армии Мида. Тем временем два союзных кавалерийских полка на левом фланге к югу от холмов Раунд-Топ напали на пехоту мятежников, опережая ожидаемый приказ о контрнаступлении, однако получили жестокий отпор от готового к такому повороту событий врага. Ближе к вечеру несколько частей 5-го и 6-го корпусов продвинулись дальше «Логова дьявола» и пшеничного поля. Там они отбросили арьергард дивизий Лонгстрита, который отошел на новый оборонительный рубеж. Мид подумывал о наступлении в этом районе на следующий день, 4 июля, но начавшийся вскоре после полудня ливень не позволил этому плану осуществиться.

Другой причиной недостаточной агрессивности Мида стало его уважение к противнику. Он с трудом мог поверить, что разбил триумфаторов Ченселлорсвилла. Также генерал впоследствии объяснял, что не хотел следовать «плохому примеру [Ли] и вести на смерть собственную армию, атакуя хорошо укрепленные позиции». «Мы сделали достаточно», — сказал он некоему кавалерийскому офицеру, недовольному результатами. В поздравительной телеграмме бывший командир корпуса выразил всеобщее удивление тем фактом, что долгое время терпевшая неудачи Потомакская армия одержала очень важную победу: «Блестящий успех Потомакской армии вдохнул жизнь во всех нас. Я не мог поверить, что такого врага можно разбить»[1177].

Север действительно вдохнул полной грудью. «ПОБЕДА! НОВОЕ ВАТЕРЛОО!» — кричал заголовок в Philadelphia Inquirer. Волна ликования захлестнула Вашингтон на следующий день после отражения атаки Пикетта, превратив празднование Дня независимости в самое памятное в истории. «Мне еще никогда не приходилось видеть такие торжества в Вашингтоне», — писал очевидец событий. Когда три дня спустя пришли известия о падении Виксберга, ликование удвоилось. Линкольн вышел на балкон Белого дома и сообщил толпе, выкрикивавшей здравицы в его честь, что «чудовищному мятежу», поставившему цель «низвергнуть принцип равенства всех людей», нанесен сокрушительный удар[1178]. Джон Темплтон Стронг из Нью-Йорка с радостью отмечал в своем дневнике: «Результаты этой победы поистине бесценны… Чары непобедимого Роберта Ли развеяны. Потомакская армия наконец обрела генерала, который смог руководить ею, и храбро выдержала все атаки, несмотря на длинный и печальный перечень прошлых неудач… „Медянок“ будто парализовало, по крайней мере на какое-то время… Престиж нашего правительства как в стране, так и в мире вырос в несколько раз»[1179].

Стронг и сам не предполагал, насколько верна его последняя фраза. Вице-президент Конфедерации Стивенс, исполнявший парламентерскую миссию, как раз находился в пути, когда битва при Геттисберге достигла кульминации. Джефферсон Дэвис рассчитывал, что Стивенс прибудет в Вашингтон с юга, когда победоносная армия Ли будет маршировать на него с севера. Сообщения о миссии Стивенса и исходе битвы поступили в Белый дом одновременно. Линкольн тут же послал Стивенсу резкий отказ на просьбу о пересечении линии фронта[1180]. В Лондоне вести из-под Геттисберга и Виксберга стали смертельным ударом для сторонников признания Конфедерации. «Катастрофу, постигшую мятежников, не искупить никакими надеждами на их успех, — ликовал Генри Адамс. — Все признали, что любым помыслам об интервенции положен конец»[1181].

Победа под Геттисбергом досталась дорогой ценой: Союз потерял убитыми и ранеными 23 тысячи человек — более четверти армии. Однако потери южан были еще более тяжелыми: 28 тысяч убитых, раненых и пропавших без вести, что превышает треть армии Ли. Когда 4 июля под проливным дождем остатки армии начали отход в Виргинию, тысячи раненых испытывали нечеловеческие страдания, трясясь в реквизированных санитарных повозках по разбитым дорогам. 7000 раненых конфедератов были оставлены под присмотром врачей и медсестер федералов в Геттисберге. Ли пребывал в глубокой депрессии, связанной с итогами его «похода за миром». Спустя месяц он подал Дэвису прошение об отставке. «Никто лучше меня не сознает полную неспособность исполнять мой долг на этом посту. Я не могу даже завершить то, что хотел сам, как же я могу оправдать ожидания других?»[1182] Так говорил человек, чьи блестящие достижения годом ранее заставили восхищаться весь Запад. Естественно, Дэвис отказался принять его отставку и предложил Ли и его подчиненным ковать дальнейшие победы. Но уже никогда им не удалось создать такую мощную силу и добиться той репутации, с которыми они вошли в Пенсильванию благословенными летними днями 1863 года. Хотя кровопролитная война продолжалась еще два года, Геттисберг и Виксберг знаменовали ее переломный момент.

Проницательные наблюдатели из лагеря южан признали это. «[Падение Виксберга — ] сокрушительный удар, ввергший нас в отчаяние», — писал чиновник военного министерства Джон Джонс, узнав 8 июля о том, что произошло. На следующий день его настроение ухудшилось еще больше: «Новости из стана Ли кошмарны… Это самый мрачный день войны». «Пламенный оратор» Эдмунд Раффин признавался: «Я