и вам понравится. Если так дело пойдет и дальше, то скоро у нас в группе не останется холостяков и незамужних! Да и я грешен. Кроме сокровищ инопланетян и библиотеке среди вас живые люди.

— Кто? — Хьяльти приковал вопросом Ни-Зги.

— Со временем узнаете, — ответил он.

— Ладно, не до тебя сейчас. Но новости приятные. Значит, можно сказать Скользкой Тени, что мы выходим наружу.

— Не торопитесь профессор. Скользкая Тень опять уведёт вас в сторону. Он, я чувствую, выполняет какую-то задачу. Но у меня предчувствие, что приведёт нас в конце концов к входу в настоящую библиотеку в этом лабиринте. Но, что-то его тормозит. Знать бы что? К сожалению я ещё не научился читать чужие мысли.

— Спасибо друг, — профессор расчувствовался и обнял Ни-Зги.

— Ну что вы! Я человек откровенный. Рассказал, что знаю и чувствую. Вы можете на меня полагаться, как на себя.

— Я знаю, дружище — по щеке Хьяльти заскользила слеза счастья — значит опять можно на свободу. Пусть поиски продолжаются, есть свет в конце туннеля.

2

Свен, несмотря на духоту, никак не могла согреться. Она укуталась пледом из шерсти ламы. Но и довольно теплый воздух, исходящий от костра не спасал, как раньше. Вся их группа была добровольными затворниками. Ведь каким-то чудом удалось удрать из индейского плена. Женщина тихо позвала мужа, но профессор был занят беседой с одним из членов экспедиции. Холод от дурных мыслей и неуловимых предчувствий пронизывал тело настолько, что женщина испытывала просто судороги. Красивые платиновые кудри разметались в разные стороны, словно у ведьмы перед принятием дьявольского решения, то ли причина таилась в реакции на последние испытания, то ли ещё в чем-то другом. Свен окунулась в воспоминания. Да, её мальчик любимый сын, Йодис. Он ведь мог и не появиться на свет, не прояви она тогда волю в последний момент. Когда над ней склонился доктор со щипцами, ей показалось, что это сам дьявол. Неужели из неё вырвут не только зародившуюся жизнь, но и душу, которую не хотела отдавать никак. Пусть и её душа была загажена так, как только может позволить человек…

Свен вспомнила, несмотря на трагические обстоятельства. Доктор, который склонился над ней с хирургическими инструментами ведь хочет лишить её будущего ребенка. И ему не жалко? Это ведь и его ребёнок. Они вместе постарались. Разве спрашивал её Агиль о чем-то, когда некоторое время назад склонился так же над ней, то тогда не с хирургическими ножницами, а в любовном порыве, сделав то, что потом захочет у нее отнять. Но так устроены люди: сначала они совершают поступки, за которые потом расплачиваются, пытаясь, замести следы.

«Доктор, милый доктор, сейчас ты станешь палачом! Нет! Я не позволю тебе им стать. Я сохраню то, что подарила нам ночь любви. Ведь тогда твои руки, которые сейчас твердо держат скальпель, метались по моему телу. Они словно испуганные птицы пытались понять тот восторг, ту бурю чувств, которую испытывало твоё тело и душа. Хотя зачем я расписываюсь за тебя? Вполне возможно, что ты, использовал меня, как сосуд для наслаждения, отбросил в сторону, когда утолил свою жажду. Ты даже не хотел слушать, как тот сосуд разбился на тысячи осколков. Ты не захотел оставить в реальности ни один из них. Тебе нужно было очистить свою совесть. Но разве скальпель и хирургические ножницы лучший способ, чтобы вычеркнуть из себя навсегда прекрасные воспоминания и их последствия. О чем это я? Разве можно сравнить любимого сыночка с последствиями? О чем это я? Совсем сошла с ума», — воспоминания изнутри раздирали душу женщины.

Вдруг все в пещере вздрогнули от дикого крика, раздавшегося под низкими сводами. Но откуда им было знать, что это крик еще из прошлого, когда Свен остановила экзекуцию аборта. Сейчас он прозвучал снова. Это был словно крик новорождённого, каким и являлся её ребёнок. Она ведь спасла его тогда от неминуемой гибели! Рука женщины успела защитить маленькое тельце внутри. Она приняла удар на себя. Окровавленная кисть, коснувшаяся острых краев хирургического инструмента, остановила палача.

«Милый палач, ты ведь так меня уговаривал избавиться от будущего ребёнка. Почему ты его не хотел?»

Потом Свен слегка успокоилась. Мысли пришли в порядок и стали логично укладываться, словно багаж по полочкам. На месте Агиля любой мужчина поступил так же. Зачем ему незаконнорожденный ребёнок в чужой стране? Потом возникнут всё равно проблемы в будущем. Женщина будет претендовать на какое-то внимание, деньги. Даже если бы он сам не был доктором, то нашел бы, заплатил бы, чтобы вычеркнуть будущую проблему из жизни. Будь она на его месте, то вполне возможно поступила так же. Зачем будущие проблемы? Зачем случайный ребенок, даже если он был цветком бурной ночи любви. И кто она такая, Свен? Живой манекен из квартала Красных фонарей в Амстердаме. Вначале женщине было стыдно стоять, как и другие путаны, в витрине своей комнаты. Людская толпа, пришедшая в это знаменитое во всем мире место, разглядывала её, как и других куртизанок с интересом. Да, ей платили, как и всем здесь «сотрудницам» по цеху за продажную любовь. Ей приходилось изображать временную влюбленность, страсть, чтобы клиенты в книге отзывов оставили только положительную запись, типа: «Она была бесподобна, в следующий раз обязательно опять навещу крошку!»

Свен по правде не была крошкой. Могучее скандинавское тело. Но она была бесподобно сложена и работала на благо услаждения толпы. И когда ей стало противно? А? В тот вечер, когда она отказала зашедшему любопытному мужчине. Она просто написала ему свой адрес и шепнула: «Приходите сюда после моей смены, я хочу с вами по-человечески. Почему она именно ему предложила? Ей надоело быть куклой на витрине. Любовь напоказ. Амстердам считает район Красных Фонарей своей достопримечательностью. Свен надоело быть достопримечательностью. Её тело соскучилось по настоящей любви, не продажной.

И тогда, спустя три часа, мужчина, крадучись зашел к ней на второй этаж старенького флигеля. Она уже ждала его, знала, что придёт. И отдала ему не тело, а душу. Мужчина это почувствовал. Это был доктор Агиль. Он, когда уходил, оставил свою визитку и сказал: «Я вам не заплачу, все понял!» И как он отгадал её мысли.

Свен начала опять лихорадочно раздевать мужчину, который стоял уже на пороге. И всё повторилось сначала…