волости можно считать наиболее ярким случаем в этом роде. В реформу втягивалось, таким образом, не только посадское население городов, но и деревенское население черных и дворцовых волостей и сел, даже не имевшее торгово-промышленного характера. Население Устьянских волостей в массе было все же чисто крестьянским, как, конечно, и большинство населения и других черных и дворцовых волостей и сел. Такое привлечение поморского уездного населения к реформе 1699 г., осуществленное уже на практике в силу сложившихся на севере издавна связей городов с уездами, было оформлено в виде общей меры указом 3 ноября 1699 г., воспрещавшим в поморских городах воеводам ведать государевых крестьян и предписывавшим ведать их бурмистрам[1222].

В самом понимании указов 30 января, в самом приложении их к действительности нельзя не заметить значительного различия в отдельных случаях; примеры таких различий мы приводили выше, когда, например, в одном городе торгово-промышленные люди, москвичи, члены московских корпораций гостиной сотни и кадашевцы, отстранялись от выборов, а в другом эти же элементы участие в выборах принимали и даже сами оказались избранными. Одни города Разряда, где не было посадов, отказывались от выборов; но есть случай, когда и избирателями и избранными были дворяне, проживавшие в городе и занимавшиеся торговлей и промыслами, как это было в Старом Осколе. Так, в одних случаях нововведение получало узкосословное значение; в других, наоборот, оно, не замыкаясь в узкие рамки, приобретало всесословный характер, захватывая не только посадское население, но и крестьянское и служилое. Если на Поморском Севере в бурмистры выбирались черносошные крестьяне, то на юге с его служилым населением бурмистрами оказывались солдаты и дворяне. Повод к такому широкому толкованию подавал самый текст указов 30 января, где рядом с термином «посадские люди» поставлены были термины «торговые, промышленные и купецкие люди». Эта терминология закона 30 января как бы предуказывала дальнейшее развитие строя города в том всесословном направлении, которое завершено было Городовым положением 1785 г., установившим, что всякий, кто имеет дом, торг или промысел в городе, входит в состав городского общества и принимает участие в городском самоуправлении.

Простая статистика, простые цифры городов, откликнувшихся на призыв реформатора во всем объеме этого призыва или частично, или ответивших на призыв отрицательными заявлениями и протестами, показывают, что реформа встречена была без какого-либо энтузиазма. Только очень немногие, притом все мелкие и незначительные города откликнулись на призыв реформатора и выразили согласие принять реформу целиком с двойными платежами. Большие и значительные города, как Смоленск, Новгород, Псков, Холмогоры, Устюг Великий, Сольвычегодск, Владимир, Суздаль, Тула, Калуга, Коломна и др., оказались на противоположной позиции или молчаливой, или протестующей, притом либо открыто выразившей желание сохранить старину, либо сопротивлявшейся повышению сборов. Нельзя отрицать в этих заявлениях стремления сохранить старину, которой, может быть, несмотря на ее недостатки, дорожили, боясь неизведанных и казавшихся рискованными экспериментов. Мы наблюдаем также, может быть, довольно бессознательное стремление приладить и приспособить новшества к старому укладу, как это в особенности проявилось в Устьянских волостях. Но конечно, главной причиной оппозиции были наиболее отталкивавшие от реформы двойные платежи. Очевидно, что те выгоды и удобства, которые сулила реформа, не перевешивали тех убытков и тягостей, которые явились бы результатом увеличения вдвое налогов. К осени 1699 г. такое настроение городов стало для законодателя ясным, и 20 октября появился указ, по которому двойной платеж как условие реформы отпадал, но зато выборы бурмистров распространены были на все города. Реформа перестала быть добровольным предложением и стала обязательным требованием[1223]. Это распоряжение устраняло ту раздвоенность, которая возникла бы в управлении городов при добровольном характере реформы, когда сборы с одних городов, не принявших преобразования, шли бы в разные приказы, а сборы с других — в Бурмистерскую палату, когда торгово-промышленное население одних городов подчинялось бы воеводам и приказам, а других — Бурмистерской палате и когда эта последняя совершенно не получила бы значения того единого централизующего объединяющего все торгово-промышленное население «пристойного приказа», с которым она учреждалась.

XLVIII. Невозможность изучения городской реформы 1699 г. в полном объеме

Рассмотрение деятельности Бурмистерского управления как Московской бурмистерской палаты, так и городовых бурмистров после 1 сентября 1699 г., когда эта деятельность должна была начаться, не входит в нашу задачу, имевшую целью лишь изучение реформы за тот ее период, который можно назвать периодом организации новых учреждений и периодом подготовки их к назначенной им деятельности. Московская бурмистерская палата открыла свои действия по управлению 1 сентября 1699 г. Бурмистры присутствовали у обедни в Успенском соборе, а затем посетили патриарха, чтобы взять у него благословение. «208 г. сентября в 1 день, — пишет Желябужский в своих „Записках“, — по именному указу великого государя велено сидеть в палате бурмистром. И они были в соборной и апостольской церкви и у святейшего патриарха Адриана. И после того сели в бурмистрову палату»[1224]. Бурмистры на местах стали вступать в должность не везде точно в срок, с бoльшим или меньшим опозданием, так как опаздывали и самые выборы, и явки избранных в Москву, и отпуски их из Москвы. После указа 20 октября, сделавшего реформу повсеместной, должны были производиться выборы бурмистров в тех городах, которые первоначально от них отказались.

Изучение деятельности бурмистерских учреждений — Ратуши и местных земских изб — после 1 сентября 1699 г., при наличии существующих источников, едва ли возможно. Правда, есть источник, казалось бы, позволяющий познакомиться по крайней мере с деятельностью местных бурмистров. Это те наказы, которые давались местным бурмистрам из Московской ратуши[1225]. Но эти наказы не ответят на наши запросы и не изобразят нам земскую избу и бурмистров в их повседневной действительной работе; они очерчивают обязанности бурмистров, но в слишком общих отвлеченных формулах и притом не вполне; они касаются только функций бурмистров по финансовому управлению и не касаются их судебной деятельности. По наказам бурмистрам вменяется в обязанность иметь вообще прилежное радение о казенных сборах; осмотреть и описать оброчные статьи; наблюдать, не владеет ли кто такими статьями, не платя оброка; отдавать эти статьи в держание с торгов; действовать в этом случае «с общего всех мирских людей совету, усматривая как бы впредь было прибыльнее». Все казенные доходы текущего года бурмистры должны высылать в Москву без всякой недоимки под опасением штрафа в размере одной десятой окладной суммы. Ни в какой расход собранных денег без указа из Москвы за подписью президента и членов Бурмистерской палаты городовые бурмистры выдавать не могут. Бурмистры обязаны далее составить и прислать в Москву роспись людям торгового чина своего посада, а также беломестцам, занимающимся