руками кровоточащую рану. Задержанный, которого солдат тащил, был настолько пьян, что вроде бы ничего и не понял. Уго схватил его и бросил в камеру Мерсе, туда же приволок еще дышавшего солдата.

– Пути назад нет, – прошептал Уго.

Он взвалил Мерсе на плечо – она была легкой, словно в ней не оставалось ничего, кроме боли и страданий.

Кто сможет заподозрить, что ноша у него на плече – человеческое существо? – подумал Уго, встав перед лестницей. Он колебался – часовой вполне мог оказаться на своем посту. С одним из них ему и так здорово повезло. Хоть эти парни и пьяны, но все же они воины, умеющие драться. Он снова взял связку ключей и открыл первую камеру, в которой сидели крестьяне, спьяну чересчур ретиво выражавшие свое недовольство поборами.

– На волю! – крикнул Уго.

Крестьяне ринулись из темницы. Уго пошел вслед за ними по лестнице.

– Эй! Что вы творите…

Часовой попытался остановить первого из освобожденных крестьян, но не преуспел, а не сумев поймать второго, позвал на помощь. Уго, заметив подкрепление, притаился в другой стороне коридора. На секунду он подумал, что ошибся, потому что теперь жизнь Мерсе и его собственная жизнь были в серьезной опасности – из-за солдата, которого он зарезал. В дверях показались вооруженные люди, некоторые едва стояли на ногах.

Но нет, он не ошибся. Крестьяне дрались: вырывали у солдат копья и набрасывались на них. У бедняков крали урожай, хлеб их жен и детей – но они не позволят украсть у них и свободу. На помощь собратьям подоспели другие крестьяне – и Уго решил действовать. Не таясь, твердым шагом он прошел мимо дерущихся. Его ждала телега с мулом. Он положил Мерсе на телегу и еле сдержал горький вздох. Боже, его дочь просто маленькая испуганная птичка с запавшими глазами.

– Доченька, – Уго погладил лицо Мерсе, – мы едем домой! Ты поправишься. Арнау тебя ждет.

Он укрыл ее парой хороших одеял, специально припасенных ради такого случая. Уго порадовался своей предусмотрительности и направил мула к воротам замка.

– Умоляю, доченька, ни звука!

Их никто не остановил – часовых на стенах не было. Уго закрыл дверь в камеру Мерсе, но другую оставил незапертой. Скоро солдаты поймут, что произошло: когда они прикончат какого-нибудь крестьянина, остальные испугаются, и драка завершится. Тогда-то и придет время заточить в подземелье новых заключенных – и все узнают о побеге. Его станут искать, Уго не сомневался. Преимущества во времени почти не было.

– Вперед!

Он стеганул мула хлыстом.

Уже за стенами его кто-то окликнул от одного из костров, горевших на склоне холма, на котором возвышалась крепость. Уго помахал рукой и продолжил путь.

Затем вновь принялся стегать мула, прислушиваясь к шуму за спиной. У ног его разверзлась тьма. Костры, казармы, церковь и замок остались позади, Уго и Мерсе выехали в темноту полей. Слеза покатилась по щеке винодела. Вокруг стоял запах сусла, винограда, возделанной земли и старой виноградной лозы.

31

За ночь они далеко не продвинулись. Мешала непроглядная тьма. Уго решил подождать, пока облака рассеются и луна осветит им путь. Медленный темп приводил его в отчаяние, упрямый мул, отказывавшийся идти по мрачным тропам, выводил из себя. Тишина… Разве что тишина немного успокаивала. Значит, за ними никто не гонится. Но в этой почти абсолютной тишине, когда они сбивались с пути и останавливались в море виноградных лоз, Уго отпускал поводья и шел на ощупь к телеге, чтобы проверить, дышит ли Мерсе. Удостоверившись, что дочь жива, продолжал движение. Ему не терпелось попасть в Барселону – он не сомневался, что великий город их защитит.

Когда рассвет легким багрянцем осветил землю, Уго тянул мула по главной дороге, ведущей в Барселону. Он свернул на окольные тропы, прислушиваясь, не скачут ли всадники за ними по следу, не зная. как себя вести, если их настигнут. «Святая Дева, не допусти этого!» – взмолился он, подняв взор к небу. С рассветом двигаться стало легче, но появилась другая проблема: Мерсе. До сих пор Уго притрагивался к ней, чтобы удостовериться, теплая ли она, дышит ли, но теперь он мог видеть дочь, и это его ужасало: под одеялами проступало истощенное, костлявое тело. От этого ему становилось больно, а еще оттого, что ей наверняка рассказали, что он ей не отец.

– Но ты жива, – подбадривал ее Уго хриплым голосом, подводя мула к фиговому дереву, растущему неподалеку.

На нем еще оставались плоды. Уго сорвал фигу и вернулся к телеге. Мерсе лежала под одеялами, свернувшись калачиком. Он приподнял ей голову. Мерсе зажмурилась от солнечного света, еще неяркого в столь ранний час. Воспоминания о былой красоте его девочки окончательно выбили Уго из колеи, и минувшие счастливые дни замелькали перед глазами. Он разрыдался. Вот она резвится с детьми около госпиталя Санта-Крус, радостно смеется, целует его… Уго завыл, обратив лицо к небу. Потом совсем сдернул одеяло и с проклятиями обрушился на весь мир, сначала грозя ему кулаком, а потом ожесточенно колотя себя по лбу. Затем он взобрался на телегу, приподнял Мерсе так осторожно, словно боялся ее сломать, и стал баюкать. Она не плакала. Уго долго качал ее, давал тысячу обещаний, но не получил никакого ответа. Взял бурдюк с водой, несколько раз смочил ей губы и вновь отправился в путь. Если ночью бегство замедляла темнота, то теперь глаза застилали слезы.

Они прибыли в Барселону незадолго до того, как колокол замка викария возвестил о закрытии ворот.

– Я везу ее в госпиталь, – заявил Уго, когда один из стражников у ворот Сант-Антони отпрянул, приподняв одеяла, под которыми лежала Мерсе.

Пара горожан, шедших за телегой, последовали его примеру и отступили на несколько шагов.

– В госпиталь Сан-Лазаро?

Вопрос солдата прозвучал скорее как утверждение.

– Нет, – ответил Уго.

У Мерсе не было проказы, поэтому везти ее в госпиталь Сан-Лазаро было ни к чему. Однако реакция стражника не удивила винодела. Язвы на лице и теле его дочери могли вызывать подобные подозрения; впрочем, еще со времени службы в госпитале Уго знал, что многие семьи или врачи требовали помещать человека в больницу для прокаженных из-за симптомов, которые не обязательно указывали на проказу. Любая более или менее заметная язва на коже могла привести к тому, что человек заканчивал свои дни в госпитале для прокаженных. И спустя некоторое время все они заражались ужасной болезнью, калечащей тело. Часовой хотел возразить, но Уго его опередил.

– У нее нет проказы, – заявил винодел, – но окончательно это решат врачи из госпиталя Санта-Крус,