Аделаида пожала плечами. Уго окинул взглядом двор, на котором играли грязные, оборванные дети. Он мог бы остаться здесь и помочь женщине. В деньгах он не нуждался, но ему требовалось во что бы то ни стало закрепиться в этом месте. Несомненно, офицер знал, что вдове не хватает средств.

– А у вас с ним что-то… – внезапно догадался Уго.

Аделаида потупила взор. Уго почувствовал: да, у них точно что-то было, иначе почему вдова смутилась? Но что именно? Работать в непосредственной близости от любовницы офицера из Сабанеля – это может быть полезным, но как работать на того, кто не в состоянии заплатить? Ведь сам офицер первым заподозрит неладное.

– Ты на корню продала свой урожай? – спросил Уго. Женщина покачала головой. – Значит, постели и еды будет достаточно, – сказал Уго. – Больше мне пока и не нужно. Заплатишь, как продашь урожай.

– Всем занимался мой покойный муж, я в этом не разбираюсь…

– Я помогу, – заверил Уго.

Прямоугольный крестьянский дом был разделен на три зоны: в одном конце находились кухня и комната, где жила семья; в центральной части обитал тощий мул и хранились запасы провизии, скудные, как озабоченно отметил Уго; на противоположном конце располагалась небольшая винодельня – там валялись пустые бочки и инструменты, необходимые для работы на винограднике; там же после сбора урожая давили виноград. В этом помещении стоял едкий запах уксуса и заплесневелого сусла – едва войдя, Уго вздрогнул и немедленно оттуда вышел.

– Как давно умер твой муж? – прямо спросил Уго, когда увидел, что некоторые лозы выглядят даже хуже, чем дом вдовы.

– Вскоре после прошлогоднего урожая, – сказала женщина.

Уго покачал головой:

– Но лозы выглядят так, будто ими не занимались годами!

Теперь головой покачала вдова:

– Жозеп… мой муж больше любил пить вино, чем ухаживать за виноградниками.

Уго поджал губы и задался вопросом: муж пил потому, что жена изменяла ему с офицером, или она изменяла мужу потому, что он пил? Виноделу вспомнились месяцы собственных возлияний – всепоглощающая бездна, столь притягательная, сколь и жестокая, из которой почти не выбраться. Он сделал глубокий вдох. Легкие наполнил аромат земли и виноградных лоз – запах его юности, надежд, мечтаний. Уго выдохнул. Сынишка Аделаиды, бегавший рядом, посмотрел на чужака. Уго ему улыбнулся. Он не выпил ни капли с тех пор, как Катерина сказала, что Мерсе жива. Ах, Катерина! Что стало бы с ним, если бы не она? Уго ощутил, как сильно ей благодарен и как сильно тоскует вдали от любимой.

– Эти лозы нужно обрезать, – заявил Уго.

Спал он рядом с мулом, на соломенном тюфяке. Прошло несколько месяцев – он работал на виноградниках и собирал всевозможные сведения о бароне де Сабанель, его солдатах, его замке и прежде всего о застенках и заточенных там узниках. Ничего сложного – он уже занимался подобным, когда шпионил на Берната. Он ходил по крестьянским хозяйствам под разными предлогами – одолжить инструмент, заточить другой – и расспрашивал местных обо всем необходимом.

Все знали, кто такая Аделаида. Большинству было известно про ее шашни с офицером из замка – и рано или поздно все говорили Уго о легкомыслии вдовы. Одни, узнав, что он теперь на эту вдову работает, притворялись возмущенными, другие же нахально улыбались или заговорщицки подмигивали Уго.

– Берегись офицера, – посоветовал молодой крестьянин: судя по категоричности совета, он на своей шкуре испытал грубый нрав этого солдафона.

– Ему не понравится, что ты спишь под одной крышей с его любовницей, – заметил другой крестьянин.

Уго не стал уточнять, что именно офицер и предложил ему отправиться к Аделаиде.

– Он такой грозный? – притворно испугался Уго.

– А то! Этот ублюдок сажал нас в тюрьму и за меньшее.

Барон ни разу не наведывался в свой замок – у него были и другие земли, на севере Каталонии. Там-то он постоянно и жил. Кастелян Сабанеля, некий Римбао, был его наместником. Потом – офицер и солдаты, все донельзя спесивые, и, раз уж разжиться тут было нечем, они утешались тем, что пьянствовали и волочились за местными женщинами, вдовами или замужними. Портить девок не смели – из страха перед бароном: родители потерпевшей могли донести и потребовать наказания. Впрочем, крестьяне рассказывали, что и на девушек порой нападали.

– А вас когда-нибудь арестовывали? – допытывался Уго. – Вам известны застенки? Вы в подземельях бывали?

– Многовато вопросов задаешь, – засомневался кто-то.

– Так страшно же, вот и спрашиваю. А женщин тоже хватают? – спросил он у другого, менее бдительного крестьянина. – Да? Должно быть, им тяжелее… Я спрашиваю из-за солдат и того офицера… Конечно, об этом я и говорю.

Наступил май – Уго окапывал лозы с помощью Аделаиды и при бестолковом содействии ее детей. Он и сам работал небрежно, совсем не так, как в прошлые годы на своих виноградниках, – все его мысли занимала Мерсе. Да. В подземельях Сабанеля кто-то был. Он понял это из слов одной крестьянки, которая около месяца сидела в тюрьме за то, что привозила вино с других земель и продавала, выдавая за местное. Она слышала, что тюремщик постоянно куда-то уходит по коридору, дальше камеры, где содержались заключенные. Вскоре возвращался, будто бы навещал кого-то еще, в другой камере. В день освобождения ей удалось разглядеть, что коридор, по которому ходит тюремщик, не имеет выхода, поэтому казалось логичным, что в конце коридора есть еще одна камера. Больше женщина ничего не знала.

– Да все из-за спора, – заявил Уго, когда собеседница удивилась такому интересу с его стороны. – Я ставлю на то, что в этом большущем замке должно быть несколько камер, а мой кореш говорит, что всего одна.

– Так вот в чем дело! – успокоилась крестьянка. – Ну, тогда тебе прямая дорога к Франсеску.

Муж, внимательно слушавший жену, согласился.

– А кто такой этот Франсеск? – как бы невзначай спросил Уго.

– Местный пьянчуга. Обитает в Сабанеле… Когда в тюрьме не сидит. Слишком часто он дерется. Жоан! – сказала крестьянка мужу. – Жоан, ты не знаешь, у Франсеска вообще есть дом? – (Муж пожал плечами.) – Ну ладно, это не важно. Когда я была в заключении, его даже в камеру не посадили. Он просто там шатается, пока не придет в себя, а потом тюремщик заставляет его подмести пол и убрать дерьмо – да и отпускает с миром.

Как Франсеск ухитрялся напиваться в Сабанеле, так и осталось для Уго загадкой. Среди горстки глинобитных хижин, составлявших это селение, не было ни таверны, ни лавки. Казармы теснились у подножия замка вокруг маленькой темной часовни с толстыми стенами, единственным нефом и