телегой, загодя купленные в Гаррафе. «Мне это одолжили мои прошлые хозяева, потому что они уже закончили собирать урожай, – сказал он Аделаиде незадолго до назначенного дня. – Теперь и мы раньше сбор закончим».

В День святого Михаила крестьяне платили ренту, одиннадцатую часть урожая, и долги кредиторам. Уго рассказали, что в этот день в замке царит настоящий бардак. Поверенные кредиторов и люди кастеляна независимо друг от друга осмотрели земли Аделаиды и прочих крестьян, чтобы определить размер податей. Уго использовал эту возможность, чтобы продать одному поверенному – торговцу, которого он, по счастью, не знал, – остаток урожая Аделаиды. Тот удивился хватке скромного поденщика; Уго это почувствовал и решил не торговаться слишком упорно, однако сумел выгадать для вдовы чрезвычайно привлекательную сумму.

Важно было и то, что в День святого Михаила все крестьяне не только являлись в замок платить ренту и давить виноград в давильне, что само по себе создавало суету, но и то, что в замке происходила своего рода смена власти. Во всем, что касалось выплаты долгов, как гражданская, так и уголовная юрисдикция принадлежали торговцам, выкупившим договоры. Так было установлено, чтобы поверенный кредиторов мог, не прибегая к солдатам и слугам феодала, пользоваться правами, которые во всех других случаях принадлежали только барону. Масса крестьян: одни платят подати, другие – проценты по долгам; солдаты барона, солдаты, нанятые купцами; мужчины и женщины давят виноград, чаши с вином передаются по кругу; крестьяне ворчат, полагая себя ограбленными; вспыхивают драки, нередко солдаты их затевают… Самый подходящий день, чтобы освободить Мерсе.

Вокруг замка, как и предполагал Уго, царил настоящий хаос. Выехав на плац, он, как и другие крестьяне, выгрузил виноград. Поверенные сеньора и кредиторов тут же подошли, сверили данные о землях Аделаиды с тем, что она привезла, затем дали свое согласие и велели подождать. День прохладный, ночью будет еще холоднее, подумал Уго. Судя по яркому блеску солнца, скоро наступит полдень. Приходится ждать, сетовал Уго, незаметно поглаживая нож Барчи и чувствуя, как напрягается все его тело. Он был готов на все: даже пожертвовать жизнью, если это будет необходимо. Никто и ничто его не остановит.

Аделаида пробормотала что-то невнятное, смущенно улыбнулась и куда-то ушла. Дети пошли за ней, но часовой у входа в башню их остановил. «Со мной такой номер не пройдет», – подумал Уго. Он готов был сражаться за Бога, за свою дочь, за Барчу, мавританку, отдавшую жизнь, чтобы он сейчас был здесь. Полилось вино, но Уго не взял в рот ни капли. Он потерял детей из виду – рядом начали топтать виноград в огромной бочке, вмещающей до четырех человек, через отверстие внизу сусло стекало в подвалы замка, в винный погреб.

К вечеру Аделаида вернулась, а затем снова ушла. Часовой, как и все, тоже уходил и возвращался – обильные возлияния давали о себе знать. Случались драки – задир отправляли в темницы. Уго с отвращением глядел на эту суматоху, но посчитал добрым предзнаменованием необыкновенно красный закат. На плацу горели два костра, за пределами замка сверкали еще десятки.

Итак, время пришло. Уго крепко сжал нож под одеждой – еще раз убедился, что он под рукой. Винодел бродил около дверей, пока часовой не покинул свой пост, чтобы закусить тем, что готовили на ближайшем костре. Недолго думая, Уго проскользнул внутрь. Направо, к лестнице, ведущей в подземелье. Он не оглядывался – и не заметил бы, даже если бы кто-то за ним наблюдал. Лестница, лестница, лестница… Нашел ее, начал спускаться. Не почувствовал ни сырости, ни вони. Каморка стражников. Уго вытащил нож. Ему показалось, что слышны голоса. Сколько их? Уго глубоко вздохнул. Он убивал дважды в жизни: ради Рехины и ради Мерсе. Ничего сложного, вспоминал он, крепче сжимая рукоять. Никого! В каморке было пусто. Уго огляделся, не веря собственным глазам. Пусто! Но все же откуда доносятся голоса?.. Из подземелья. Уго схватил ключи и ринулся по коридору. Подыскивая нужный ключ, он дрожал от нетерпения. «Мерсе, Мерсе, доченька», – шептал Уго. Нет… Не тот. Внезапно связка выскользнула из потных рук. Приглушенный звук падения на влажную землю показался громче колокольного набата. Он замер. Молчание. Никого.

– Мерсе, – позвал Уго. Он наклонился и подобрал ключи. – Доченька…

Замок поддался. Уго открыл дверь, вошел в камеру и увидел перед собою тень. Вот что он искал – тень маленькой птички, забившейся в угол. Его глаза уже привыкли к темноте, и он смог различить силуэт Мерсе. Уго заплакал.

– Доченька…

Он подошел ближе. Мерсе, сидящая к нему спиной, отпрянула от его прикосновений, словно боялась, что ей причинят боль.

– Доченька.

Уго обнял ее, но сразу же отпустил. Эти худые плечи не могли принадлежать его дочери… Он засомневался. Нет ли здесь ошибки?

– Мерсе, доченька… Я твой отец Уго. – Он попытался разглядеть ее лицо, но не смог. – Я пришел тебя спасти… Твой сын Арнау… Помнишь Арнау?

Услышав это имя, женщина обернулась.

– Арнау, – прошептал Уго. – Он в Барселоне. Он ждет тебя. Я обещал ему тебя привести.

– Арнау, – хрипло произнесла Мерсе.

Сомнений не осталось, это была его дочь. Уго не мог больше ждать.

– Идем!

Он уже начал закутывать Мерсе в лохмотья, какие были на ней надеты, как вдруг раздался властный голос:

– Агустин!

Звук исходил из каморки. Кому бы этот голос ни принадлежал, он стал слышен отчетливее – человек вышел в коридор.

– Агустин, ты здесь? Это ты забрал ключи от камер?

Уго отреагировал моментально. Он подошел к двери и закрыл ее изнутри, пока солдат шел по коридору, волоча за собой нового задержанного, крики и жалобы которого заглушили лязг и скрежет двери и замка. Уго прижался спиной к стене и услышал, как стражник остановился перед камерой для обычных заключенных, дернул дверь и разразился бранью:

– Какой ублюдок забрал с собой ключи? Вот гад! Это запрещено! Агустин!

Уго слышал, как стражник пошел в сторону лестницы. Нельзя этого допустить. Если он выйдет на плац, найдет Агустина и выяснит, что у того нет никаких ключей, в подземелье нагрянет прорва солдат. Это будет конец.

– Я здесь! – закричал Уго. Он отомкнул темницу Мерсе и оставил дверь приоткрытой. – Здесь, – снова произнес Уго.

– Там? – изумленно засмеялся солдат. – Чего ты там возишься с этой шлюхой худосочной? У нее уже давно и ухватиться не за…

Уго подскочил. Ослепленный гневом, вылетел в коридор и несколько раз ударил солдата ножом в живот, так и не дав ему закончить фразу. Уго плюнул в лицо солдату, который уже сползал по стене, тщетно пытаясь заткнуть