Фигуры святых становились все беспокойнее. Некоторые будто чем-то рассержены. Особенно распятый четырнадцатого столетия, чей изможденный торс отделялся от креста все сильнее и загребал уже своими культями, как веслами. Ему надоело быть купленным рабом. Хуго чувствовал его ненависть и отвернулся, чтобы без помех узнать правду, о которой требовательно вопрошало его отчаяние.

– Но Эрна все-таки останется с нами?

Издалека и одновременно словно усиленный рупором, прозвучал папин добродушный смех:

– Послушай, Хуго! Собственно, я тебя не понимаю. Если бы от меня в твоем возрасте потребовали хотя бы день провести в женском обществе! Для меня это было бы просто одиозно и неприлично; господи боже, я пошел бы напролом, честное слово! Но я тогда, поди, был уже мужчиной, Хуго, мужчиной…

При слове «мужчина» торс стал совсем плоским, вскочил на плащаницу, яростно и угрожающе закружился волчком. Хуго тоже завертелся и свалился на пол.

Головокружение, короткое беспамятство, легкий обморок. Впрочем, мальчик не впервые падал от внезапного отлива крови в мозгу. Этот обморок, однако, вряд ли можно сравнить с прежним. Когда Хуго через несколько минут очнулся на диване и увидел испуганные лица склонившихся над ним родителей, его наполнило опьянение изнуренного борьбой победителя. Теперь Эрна спасена, он в этом больше не сомневался, теперь она до конца дней останется с ним. Более того, благодаря этому обмороку он пострадал, необъяснимо и непонятно как, но пострадал. Глаза Альберта уже не посмотрят на него с упреком, ведь теперь – теперь он стал Альберту ровней.

Фрейлейн Тапперт, вернувшись, очень тихо и очень обстоятельно объяснялась с мамой. После этих переговоров она зашла к Хуго со спокойным, почти веселым лицом и взглянула на воспитанника так умиротворенно и молчаливо, будто каждое мгновение готова была преданно выслушивать тирады из воображаемого Шиллера. Тут Хуго понял, счастливый: папа ей поможет!

Два обстоятельства могли бы пробудить его подозрительность, если бы нескончаемый дурман обморока не затуманил на несколько дней ясность его рассудка. Первое: туфли Эрны разом исчезли с колодок, где красовались как истинная гордость владелицы. Во-вторых, в противоположность всем последним месяцам Хуго и Эрна оставались наедине едва ли в течение минуты на дню. Прогулки в солнечных парках прекратились. Их место заняли поездки на автомобиле и чаепития с мамой.

Через три дня после обморока родители провели вечер вне дома. Было десять часов. Хуго сидел в ванне. Ему очень нравилось принимать ванну вечером. Этим можно было несколько оттянуть неприятное укладывание в постель. К тому же нигде так легко, так нежно не мечталось, как в теплой воде.

Когда Хуго полностью ушел в себя, когда он ни о чем больше не думал и малейшее напряжение воли не влияло на его дух, – тогда пришли слова, властвующие над ним слова. Они упали на него, а не вышли из него, они были сами себе господа, он ими не управлял. Слова эти оказались бытием особого рода и самодостаточной материи, они стремительно и любовно пронизывали мозг, который сам будто потерял дар речи. Так тянутся самопроизвольные цветовые пятна, огненные круги и завихрения перед закрытыми глазами, только что смотревшими на солнце. Хуго даже не догадывался, что сочиняет, сидя в ванне и внимая тому, что говорило в нем:

                                     Я – бог Нептун, владыка вод. Плыву куда хочу. Меня щекочут волны – это для них забава. Большие, маленькие рыбыменя встречают с левой стороны и справа. И рыбицы явились, мне сдается. Потом плывем все вместе – и рыбицы, и рыбы, плывем куда хотим. Вот мы плывем по морю, ленивому, большому. Вот подплываем к рекам – стесненным обстоятельствам морей. Бывает, мы заблудимся в ручьях, они текут по дворикам домов убогих, ручьи ведь – бедняки воды.

Голос Эрны прервал эту Нептунову балладу фразой, весьма на нее похожей:

– Ты, Хуго, не готов еще? Уже ведь очень поздно!

– Войди же, Эрна!..

– Нет! Вылезай сейчас же из воды!

Что за новости? Эрна до сих пор наблюдала, как Хуго принимает ванну и умывается. Почему же теперь она остается за дверью? Немного погодя Хуго вырвался наконец из объятий воды и вышел из ванны. Эрна все еще не входила.

– Ты вышел? Ты уже в полотенце?

Только теперь, когда Хуго ответил утвердительно, она вошла. Она тоже, по-видимому, основательно освежилась. Голубой халат облегал ее тело, чисто вымытые волосы закутаны в платок, на нагие ступни надеты сандалии. В этом патетическом облачении, высокая и статная, Эрна напоминала греческих богинь и героинь, которых Хуго знал и любил по иллюстрированным книгам легенд Густава Шваба. Теперь она высоко закатала рукава своего неглиже и начала, с преданностью и силой, которые исходили, казалось, из глубины души, растирать тело мальчика. Он охотно отдался ее властному господству, которое тепло обнимало его со всех сторон. Затем она опустилась перед ним на колени, поднимая каждую его ступню до уровня своей груди и добросовестно вытирая ему бедра. При этом намотанный из полотенца тюрбан на голове распустился, и ее волосы свободно упали на плечи. Облако фиалкового аромата ударило Хуго в лицо: запах Эрны, запах женщины, отныне – на всю жизнь.

Он уже лежал в постели. Она не торопилась выйти из комнаты и медленно сказала:

– Доброй ночи, Хуго!

Он вытянулся, полный блаженного покоя, и прищурился на нее:

– Правда, Эрна, теперь все хорошо?

Она, словно счастлива была еще на минуту задержаться, села на край кровати:

– Да, не беспокойся, все будет хорошо, Хуго. – И со вздохом: – Я очень благодарна тебе за все!

Хуго сел в постели:

– Послушай-ка, Эрна!.. Мы должны поскорее сходить к твоей матери и Альберту!.. Нет?.. Как только можно будет… Как ты думаешь, Альберт объяснит мне свое изобретение?

– Да, конечно. Мы скоро пойдем туда, Хуго… А теперь… Спи спокойно!

Она поднялась и выключила верхний свет, так что теперь горел только ночник у постели. Но Хуго воскликнул:

– Нет! Подойди еще сюда.

Эрна поддалась соблазну и медленно подошла. Мальчик схватил ее за руку и твердо на нее посмотрел:

– Ты не уйдешь! Да?

Она беспомощно засмеялась. Ее лицо слегка исказилось. Затем она склонилась к Хуго, не говоря ни слова. Его голос вдруг стал хриплым и глубоким:

– Нет! Ты не уйдешь! Но знаешь, что я сделал бы, если б ты ушла?

Эрна ниже склонилась над постелью. Ее губы вопросительно раскрылись. Ногти Хуго больно впились ей в ладонь.

– Я бы ушел с тобой, Эрна… очень далеко… далеко отсюда… пусть мы и жили бы в стесненных обстоятельствах… Эрна, ты