Он стал лучше спать, а если и просыпался неожиданно, то тянулся к ней, а не к оружию под подушкой. В их доме не было оружия. У них никогда не будет его, где бы они теперь ни жили.

Хлопнула входная дверь.

— Михаил! — послышался веселый голос из гостиной.

— Я здесь! — Он повернулся в своем кожаном вращающемся кресле — последнем приобретении Дженны для обстановки кабинета.

Дженна вошла в залитое светом помещение. Ее длинные светлые локоны выбивались из-под темной вязаной шапочки, твидовое пальто застегнуто на все пуговицы. Осенняя свежесть давала знать о себе. Она опустила на пол парусиновую сумку, подошла и чмокнула Майкла в губы.

— Здесь книги, которые ты просил. Никто не звонил? Меня ввели в Комитет по студенческим международным обменам. Похоже, сегодня вечером мне предстоит позаседать.

— Точно. В восемь часов у декана Крейна.

— Здорово!

— Ты довольна?

— Я чувствую, что смогу принести пользу. Нет, правда. И дело не только в знании языков. Я способна лучше других разбираться в бюрократической правительственной писанине и отбирать наиболее способных ребят. Временами мне ужасно трудно оставаться честной. Мне кажется, что я делаю что-то не то.

Они рассмеялись. Хейвелок взял Дженну за руку.

— Звонил еще кое-кто.

— Кто?

— Беркуист.

Дженна окаменела.

— Он не пытался связаться с тобой с того времени, как ты представил свой доклад.

— Президент уважил мою просьбу. Я просил его оставить нас в покое.

— Тогда зачем же он звонил? Что еще хочет?

— Ничего. Он решил, что мне надо рассказать новости.

— Какие?

— Лоринг поправился, но на оперативную работу он не вернется.

— Я очень рада. И тому, и другому.

— Надеюсь, что он это переживет.

— Наверное. Они сделают его стратегом.

— Именно это я и предложил.

— Я так и думала.

Майкл отпустил ее руку и сказал:

— А Деккер не выжил.

— Как?!

— Это случилось давно, они просто скрывали. Да простит меня Бог, с ним поступили великодушно. На следующее утро после «Ущелья Сенеки»; он вышел на улицу. Люди Пирса ждали его в машине. Охрана не успела дернуться, как он шагнул под пули. И умер с «Боевым гимном Республики» на устах. Капитан-лейтенант искал смерти.

— Смерть фанатика.

— Бессмысленная. Он решил, что все кончено. А ведь еще мог принести немало пользы.

— Теперь это — история, Михаил.

— Да, история, — согласился Хейвелок.

Дженна подошла к парусиновой сумке и извлекла из нее книги.

— Я пила кофе с Харри Льюисом. Сдается мне, он собирается с духом, чтобы признаться тебе.

— Березка, — улыбнулся Майкл. — Об этом он станет рассказывать своим внукам. Он им поведает, как профессор Харри Льюис был тайным агентом и даже имел секретный псевдоним.

— Мне кажется, что он не очень гордится этим.

— Почему нет? Харри не сделал ничего плохого и действовал лучше многих иных. Кроме того, не забывай, что он предложил мне работу, которая по странному совпадению мне очень нравится... Давай как-нибудь пригласим профессора с женой на ужин, а когда зазвонит телефон, — я об этом позабочусь, не сомневайся! — я подниму трубку и скажу, что вызывают Березку.

— Нет, Михаил, ты неисправим, — рассмеялась Дженна.

— Мне тревожно, — произнес Майкл без улыбки.

— Это из-за звонка президента.

— Что-то мне очень тревожно, — проворчал он.

— Ну, в таком случае пошли гулять.

* * *

Они поднялись по крутому склону холма, расположенного в нескольких милях к западу от их дома. Высокая трава стелилась под ветром. По ярко-синему небу неслись редкие, растрепанные облака. С севера на юг, огибая холм, текла река. Ветер гнал рябь по воде, река блестела и переливалась золотом, в которое макали ветви прибрежные деревья.

— Мы как-то устроили пикник в Праге, — сказал Майкл, глядя вниз. — Помнишь? Там над холмом тоже была река.

— Мы и здесь можем устроить пикник, — ответила Дженна, не сводя с него глаз. — Холодное вино, салат и эти ужасные твои любимые сандвичи.

— Ветчина, сыр, сельдерей, лук и горчица.

— Точно, — улыбнулась Дженна. — К сожалению, такое не забывается.

— Если бы я был знаменитым, то этот сандвич назвали бы моим именем, и он оказался бы в меню каждого американского дома.

— В таком случае лучше постарайся оставаться безвестным как можно дольше, дорогой.

Внезапно улыбка с его лица исчезла.

— Ты сильнее меня, Дженна.

— Если тебе так хочется — пожалуйста. Но это неправда.

— Эта тревога... Она не отпускает меня.

— Это депрессия, Михаил. Она постепенно пройдет. Ты это знаешь не хуже меня.

— Да, но когда мне становится плохо — мне нужна ты. А у тебя такого не бывает.

— Почему? Я очень в тебе нуждаюсь.

— Не в этом смысле.

— Понимаешь, мне не пришлось пережить то, что пережил ты. Есть еще один важный фактор. Бремя ответственности всегда лежало на тебе, а не на мне. Любое решение, которое ты принимал, стоило тебе нервных затрат. Тебе, а не мне. Я всегда могла спрятаться за твоей спиной. Я просто не смогла бы сделать того, что делал ты. Просто потому, что я слабее тебя.

— Неправда.

— Ну, скажем, я не такая выносливая. Это правда. Все те недели, когда я бежала, как очумелая, я не могла ни о чем думать. Мне надо было остановиться, перевести дух. У меня просто не было сил соображать. Не могу объяснить почему. Не могла и все. А ты — мог. И в детстве, и взрослым. Теперь ты расплачиваешься за то, что сделал... за то, что сделали с тобой. Но это пройдет. Уже проходит.

— В детстве... — эхом откликнулся Майкл, глядя вдаль. — Я его вижу, этого мальчишку, чувствую, но на самом деле совсем не знаю. Помню, когда ему становилось страшно, хотелось есть или он боялся уснуть, он в сумерках забирался на дерево и высматривал вражеские патрули. Если никого поблизости не было, он спускался вниз и начинал носиться по полям... Он бегал что было сил и через некоторое время начинал чувствовать себя лучше, как-то увереннее. Потом он находил какой-нибудь окоп, овраг, брошенный амбар и засыпал. Шестилетка получал своего рода допинг в виде дополнительной порции кислорода. Это помогало, что и было самым главным. Лихорадка проходила.

Дженна коснулась его руки, посмотрела ему в глаза и улыбнулась.