шляпе развевалась сиреневая вуаль. Хозяйка пансиона с поклонами бежала им навстречу.

— Какая она странная, — сказала Мика, — я таких еще не видела. Как с картинки. Я ее боюсь.

Вечером все познакомились. Ася танцевала со Старком.

— Вы первая русская, которую я встречаю. Вы такая же северянка, как мы. Только богаче, в вас есть восток. И это все меняет. Как будто смотришься в бегущую воду, узнаешь и не узнаешь свое лицо и вдруг видишь, что оно чужое. В этом для меня ваше главное очарование.

Ася удивленно посмотрела на него:

— Вы, кажется, ухаживаете за мной? А ведь вы женаты.

— Ах, это не имеет значения. Я почти что не женат.

— Как так?

Он помолчал, усердно отстукивая па.

— Вы хорошо танцуете.

Мика бродила грустная по саду.

Завтра Робертс уезжает. Он сказал об этом так неожиданно за столом, что Мика поперхнулась. Ася похлопала ее по спине:

— Не ешь так жадно, никто не отнимет.

Больше об отъезде Робертса не говорили. Он уезжает завтра утром.

Навстречу шла жена Старка. На плечах ее развевался сиреневый шарф. Она, как всегда, держалась очень прямо. Неужели это прическа так оттягивает ей голову?

— Мика, — позвала она.

Мика остановилась и неловко присела.

— Где ваша сестра? Мой муж ищет ее, чтобы ехать кататься.

— Она у себя. Я сейчас скажу ей. — И Мика побежала к дому.

Ася подбирала крючком спустившиеся петли чулка.

Мика хлопнула дверью.

— Ася!

— Ну что тебе опять? Не мешай.

— Старк зовет тебя кататься.

Ася встала. Чулки упали на пол.

— Правда? Ты не сочиняешь? Помоги мне одеться. Достань шелковое платье. Нет, не это. Розовое.

Мика суетилась около сестры.

— Какая ты красивая, Ася. У тебя блестят глаза. Ты стала совсем другой. Отчего?

— Оттого. Подай мне шляпу. Ну, до свиданья.

— Ася. — Мика в нерешительности поджала одну ногу. — А мне можно сегодня позже лечь?

— Можно.

— А играть с Робертсом в теннис?

— Ах, играй, пожалуйста, с кем хочешь.

— Но ведь раньше ты не позволяла.

— Мало ли что было раньше?

Внизу затрубил автомобиль.

— Я сейчас! — крикнула Ася Старку в окно.

Робертс нашел записку под дверью: «Ждите сегодня в 10 часов на скамейке около озера».

Он повертел записку в руках.

«Кто бы это мог быть? Ася уехала кататься. Неужели жена Старка?.. Или мать Поля?.. Но раз просит, почему бы не пойти?»

В саду громко квакали лягушки. Деревья шумели. Луна быстро летела сквозь тучи, как земной детский воздушный шар.

Маленькая тень встала со скамейки.

— Мики. Что вы здесь делаете?

— Это я писала вам, — волнуясь, сказала она.

— Зачем? Вам пора спать. Уже поздно.

Она потянула его за рукав:

— Я хотела с вами проститься. Садитесь.

Он нехотя сел.

— Вам пора спать.

— Нет-нет. — Мика прижала худые руки к груди. — Я не могу спать. Вы не понимаете… Я люблю вас.

— Ну да… — Робертс похлопал ее по плечу. — Вы молодец. Из вас выйдет чемпион. Вы и теперь отлично играете в теннис.

— Посадите меня на колени, — попросила она тихо.

— На колени? Такую большую девочку?

— Мой брат всегда сажал меня на колени.

— Ваш брат? Где же он теперь?

— Мой брат, — она запнулась, — он… его расстреляли большевики.

Это была неправда. Она сейчас только выдумала этого расстрелянного брата.

Робертс погладил ее волосы:

— Бедная Мики, бедная девочка.

Она уткнулась головой в его плечо и вдруг, сама не зная отчего, заплакала.

— Не надо плакать, Мики, — повторял он, не находя что сказать. Слезы всегда расстраивали его.

— Он был так похож на вас! — всхлипнула Мика. — И он всегда брал меня на колени.

Робертс осторожно посадил ее на колени.

— Теперь мне хорошо, — прошептала она счастливым голосом. — Поцелуйте меня.

Он поцеловал ее мертвую щеку.

— Нет, не так. — Она подняла голову и неумело поцеловала его в губы.

— Мики, — хотел он возмутиться.

Она обняла его шею и вздохнула:

— Мой брат всегда…

— А вам все-таки пора спать.

— Сейчас… Еще минутку. Мне так хорошо. Скажите, только не смейтесь. Если бы мне было шестнадцать лет, вы бы женились на мне?

— Не знаю. Я не думал об этом.

— Нет, скажите.

Луна освещала ее взволнованное лицо. Какая она прелестная. И почти взрослая… Как он раньше не замечал?

— Может быть… — Он снова посмотрел на нее. — Даже наверное женился бы.

Она еще крепче обняла его.

— Через два года мне будет шестнадцать. Два года — это так мало. Мы можем подождать. Хотите?

— Какой вы ребенок.

Он покачал головой:

— Обещайте писать мне, а то я опять заплачу.

— Писать? Хорошо, я буду посылать вам открытки. А теперь идите спать.

— Если вы понесете меня до террасы. Мой брат всегда носил меня.

Робертс поднял ее. Она увидела черные ветки деревьев, небо, луну. Ей казалось, что она летит, что она умирает… Но он уже поставил ее на землю.

— Спокойной ночи, маленькая Мики.

— Спокойной ночи.

Вытянувшись на носках, она поцеловала его еще раз и побежала наверх. Но не так, как всегда, — перепрыгивая через две ступеньки, а по-новому, осторожно, боясь споткнуться. Такой легкой и хрупкой чувствовала она себя теперь. Упадет — разобьется на куски.

У себя она раскрыла окно, посмотрела на небо, вздохнула и стала раздеваться. Как быстро все случилось. Вот она уже невеста.

Она легла, прижалась щекой к подушке и заплакала. Слезы текли быстро-быстро, их нельзя было остановить. Она будет плакать так, пока не изойдет от слез и не умрет от любви, счастья, нежности и жалости к себе. Высоко подтянув ноги, она стала целовать собственные колени, повторяя, как Робертс: «Бедная Мики, бедная девочка!..»

Дверь тихо отворилась.

— Ты не спишь?

Ася подошла, не зажигая света, и поцеловала сестру.

— Ты плачешь, Мика? Что с тобой?

— Это во сне. Я видела дурной сон.

— Наверно, ты опять слишком долго играла в теннис. Я привезла тебе грушу. Вот, возьми.

— Спасибо. Посиди со мной, Ася.

— Подожди.

Мика услышала шуршание шелка. Платье светлым кругом легло на ковер. Стукнули о пол туфли, и Ася босиком подошла к кровати:

— Подвинься.

Мика отодвинулась на самый край.

— Ася, как давно ты не ложилась со мной!

Ася легла и обняла ее.

— Знаешь, Мика, ты только молчи, у нас, может быть, скоро будет Жасминовый остров.

— Разве ты выходишь замуж? Но за кого? Не за Робертса?

— Ах, при чем тут Робертс?

— За кого же? Я не понимаю.

— Ты еще маленькая. Тебе рано понимать.

— Ты помни, Ася, что обещала подарить мне сенбернара.

Слезы все еще текли по Микиным щекам, их никак нельзя было остановить, и груша казалась соленой.