Мике очень хотелось рассказать, что и она теперь невеста, но она не решилась из осторожности.

Она только сильнее прижалась к сестре и счастливо вздохнула:

— Тебе хорошо, Ася?

Ася ответила таким же легким, счастливым вздохом:

— Да, спи, Мика.

Было семь часов, когда Мика вышла на террасу. Робертс пил кофе. Напротив него сидел Поль. Увидев Поля, Мика покраснела. «Теперь все погибло».

— А, и вы встали, — весело сказал Робертс. — Позавтракайте со мной в последний раз.

Мика взглянула на жующего Поля и покачала головой. Как можно есть в такую минуту?

— Американские футболисты лучшие в мире, — говорил Робертс.

В сад въехал автомобиль.

— Это за мной. — Робертс встал. — Идемте.

Прислуга укладывала чемодан в автомобиль.

— Хотите, я подвезу вас до ворот парка?

Поль вскочил в автомобиль. Мика с достоинством отказалась.

Робертс протянул ей руку:

— До свидания, Мики. Привет сестре. Помните, главное — срезайте мячи и держите ракетку…

Она перебила его:

— Вы обещали мне писать…

— Да-да. Я помню. Открытки.

Автомобиль тронулся. Мика хотела помахать вслед, но платка в кармане не оказалось. Разве так уезжают женихи?..

…Ася уже встала и с недовольным, озабоченным лицом терла пятно на розовом шелке платья.

— Ты не знаешь, чем выводят красное вино?

— Ася, скажи, он будет писать?

— Кто, Робертс? Нет, не будет. — Голос Аси звучал резко. — Они всегда обещают и никогда не пишут.

Мика и раньше знала, что взрослые часто ошибаются. На четвертый день пришла открытка от Робертса. Вид Женевы. Крупным почерком было написано только два слова: «Отличная поездка». И подпись. Но Мика была счастлива. Он помнит о ней. Она спрятала открытку за вырез платья, на сердце, и вышла в сад. Она была одна. Ася опять уехала со Старком.

Мика тихо шла вокруг озера. Был туманный ветреный день. На желтый песок дорожки выползла большая черная улитка. Мика подняла ее и положила в траву. Тут ее не раздавят. Вот улитка ползет себе, и ни о чем не думает, и не знает, как трудно быть женщиной.

На террасе сидела жена Старка. Мика хотела незаметно пройти, но она позвала ее:

— Посидите со мной. Расскажите мне о России.

Мика села.

— Я ничего не помню о России.

— Но все-таки. Вы ведь русская.

— Я была маленькая, когда уехала. Я помню только, что зимой холодно и много снега, а летом жарко.

— А еще? Меня так интересует ваша страна.

Но Мика упрямо молчала.

Жена Старка покачала головой:

— Что же? Идите, капризная девочка, если вы не хотите рассказывать.

Мика чувствовала себя обиженной. Она прошла вглубь сада и села под ель.

В самом деле, что она помнит о России? Только свою детскую с кошками и утятами на обоях. И свою злую француженку, надевавшую ей на голову колпак с ослиными ушами, когда она шалила. И как они с мамой ездили в институт в гости к Асе. Ася носила белую пелеринку, ей возили конфеты, и Мика ей завидовала.

Да. Она ничего не помнит. Вот только Жасминовый остров. Но ведь этого нельзя рассказывать.

Как это было? Она проснулась рано в день своих именин. Француженка еще спала. Рядом на столике лежали подарки. Но куклы не понравились ей. Кухня тоже была не такая, как надо. Еще книжка. За нее она взялась уже без всякого интереса. Наверно, тоже противная. Она открыла ее наугад и сейчас же захлопнула. Стало трудно дышать, и сердце громко застучало. Такое непонятное, чудесное и страшное было в ней нарисовано. Мика долго сидела на кровати, прижимая книжку к груди, не решаясь снова увидеть картинку. Потом понемногу открыла ее. Ничего страшного не было в картинке. Только синее небо над синим морем. В синем небе белые чайки, а в синем море красные скалы и белый остров. Но краски были так ярки, бумага так необычайно блестела. Внизу стояла подпись: «Ile de Jasmin»[44]. Никогда Мика не видела ничего волшебнее.

Мика забросила все игрушки, целыми днями просиживая над книгой. Ночью, проснувшись, она доставала ее из-под подушки и рассматривала все ту же картинку. При свете лампадки она казалась еще чудесней и таинственней. Мика долго смотрела, пока птицы не начинали махать крыльями, воздух — пахнуть жасмином, а море — громко шуметь. Тогда глаза сами зажмуривались и сердце точно останавливалось… Утром она не помнила сна, но знала, что ей снился Жасминовый остров.

При бегстве из России книжка пропала. Много тогда пропадало вещей и поважней. Мика даже не очень огорчилась. Но слова «жасмин» и «остров» навсегда остались волшебными. Сердце начинало быстро стучать. Жасминовый остров… Все счастье, все мечты — Жасминовый остров…

Еловая шишка больно ударила Мику в плечо.

— Вот вы где. — Рыжий Поль громко смеялся, тряся головой. — Когда же вы поколотите меня? — (И вторая шишка полетела в нее.)

Мика вскочила и со всех ног побежала к дому.

— Хвастунья! Трусиха! — хохотал Поль, нагоняя ее.

Мика взбежала на террасу, достала открытку из-за выреза платья и спрятала ее в ящик стола. Ведь она может пострадать от драки.

— А! Я хвастунья? Я трусиха? — кричала она, бросаясь на Поля.

Ася, улыбаясь, положила голову на подушку и закрыла глаза.

— Я люблю вас, дорогая.

Старк стоял перед ней на коленях.

— Не бойтесь. Я ничего вам не сделаю.

От выпитого вина стучало в ушах. Чего ей бояться? И как не хочется говорить. Так хорошо лежать молча. Она снова улыбнулась:

— Я не боюсь. Ведь вы женитесь на мне.

Конечно, можно было не говорить. И так все понятно. И она поудобнее вытянулась на диване.

Но Старк молчал. Она удивленно открыла глаза. Она была так уверена в ответе.

— Нет. — Он поцеловал ее руку. — Я не хочу вас обманывать. Я не могу жениться на вас.

— Не можете? — Она приподнялась, придерживая на груди расстегнутое платье.

Они молча вышли из ресторана и сели в автомобиль.

— Послушайте.

Она, не отвечая, глядела в сторону.

— Послушайте. Ведь это же ребячество. Потом вам самой будет смешно. И зачем вам это? Я не люблю мою жену, но все же она моя жена.

— Ах, молчите, пожалуйста. Мне нет дела ни до вас, ни до вашей жены. Вы мне отвратительны.

— Отвратителен? — Он рассмеялся. — Как вам будет угодно. По мне, очень жаль, что все так глупо вышло.

На перекрестке камьонетка пересекла им дорогу. Она летела вовсю. Старк едва успел затормозить.

— Не соблюдают правила езды, — проворчал он. — Скажите, — (они въезжали в ворота парка), — а две тысячи вас не устроят?

Автомобиль остановился. Ася спрыгнула на землю и, не прощаясь,