Не «попробуйте», не «сможете ли?». «Успокоите», и точка.

Люди ворчали, они не были готовы остаться один на один с городом, который имперцы крепко держали в своих руках. Колдуны в этот раз не спорили. Молчун знал усыпляющее заклинание, но его надо было произносить. Проглотив недовольство, он обучил этому трюку Боманца. Они ушли, получив от Душечки пятиминутную фору.

Ждавший у двери флигеля Молчун просигналил:

– Спят.

Душечку это не устроило.

– Нужно их усыпить покрепче, на несколько дней, и спрятать как можно надежнее.

Молчун скривился, но кивнул.

Вскоре после того, как все обзавелись маскировкой, подходящей для улиц Весла, Боманц сказал:

– Надо хорошенько прибраться. Чем позже Изгой сообразит, что здесь произошло, тем дольше нам прослужат эти мундиры.

Ворон что-то буркнул, Молчун кивнул. Один из Вертунов спросил:

– А что это за гранатовая брошка? Знак подданства?

Молчун осмотрел эмблему, отложил ее и жестами подозвал Боманца. Старый колдун тоже пригляделся и сделал вывод:

– Да, это знаки принадлежности, но для Изгоя еще и способ следить за своими людьми. С ними надо что-то сделать. Может, поручить глупому канюку, чтобы вынес их из города?

Душечка нетерпеливо зажестикулировала.

– Ладно, ладно, – проворчал Боманц. – Я и так спешу изо всех сил.

Но как они ни спешили, а во флигеле провозились еще полчаса.

Душечка, Ворон и Боманц ехали верхом, переодетые черными кавалеристами. Остальные изображали пехотинцев. Встречные спешили освободить им дорогу.

Как только отряд выбрался из центра, Душечка и раненый Вертун отделились и направились к конюшне Гартсена Овчара, где прятался говорящий камень. Душечке надо было связаться с Праотцом. Остальные двинулись дальше, с задачей не допустить, чтобы в руки имперцев попали люди, способные опознать похитителей серебряного клина.

Успокоив себя доводом, что в ополчении у меня больше шансов сохранить башку на плечах, чем в свите у Душечки, я стал обживаться. Ведь правда, в старой колее всегда уютно – ни тебе забот, ни хлопот.

С другой стороны, я слишком долго гулял на воле, а от солдатской лямки отвыкаешь быстро. И вот теперь тянуло за ворота, хотелось где-нибудь спокойно посидеть, хлебнуть пивка. Так сильно тянуло, что я понял: при первой же возможности дерну отсюда.

Это желание только окрепло, когда сержант в первый раз вывел нас на тренировку с оружием. Мы стояли кольцом по щиколотку в грязи, и нас грыз холодный ветер. Половина ребят была одета не по погоде.

Но вовсе не это меня расстраивало, а то, что говорил нам сержант.

– Слушайте внимательно, солдаты. До нас дошла весть, что уже завтра может пожаловать враг. И на то, чтобы научиться чему-то, у вас один-единственный день. Шансы выжить плюгавые, так что разуйте уши и глаза. Из оружия вы получите только копья. Значит, только копейному бою и будем учиться.

Он указал на солдат, которые держали охапки копий. Наконечники были в деревянных чехлах, чтобы не уколоться и не порезаться.

– Вот этих двоих нам одолжили «Ночные хищники». Они свое дело знают туго, покажут вам приемы. Не будете слушаться этих парней, надеру вам задницы, как будто вы не слушались меня.

Он дал знак одному из «хищников». Я прикинул, что свою науку они все постигали в одном месте.

«Ночной хищник» снял чехол с наконечника:

– Это копье.

Да он никак решил поделиться с нами сокровенными знаниями. Впрочем, если старине Ящику довелось наиграться с этой цацкой, то многим другим – нет. Возможно, кому-то из них объяснения пригодятся. Сначала человек учится ползать, потом ходить, и только потом – бегать. Это не относится разве что к Редису, моему самому младшему брату; он, помнится, побежал, как только выбрался из материнской утробы.

– Этим лезвием впору бриться. Острие пробьет доспех, если приложить силенки. Копье – оружие универсальное, им можно резать, рубить, колоть, лупить. Сгодится и как стойка для шатра, и вместо удочки. А вот чего нельзя с ним делать, так это метать. Копье – не дротик. Метнул – и все, кранты котенку. Первый же парень, который захочет выпустить тебе кишки, с легкостью это сделает.

Да-да, правило номер один. И все такое прочее, пока мы не отморозим себе задницы.

Но наконец-то дошло до отработки самых простых приемов в учебных поединках. «Ночные хищники» предложили выйти семерым, чтобы потренировались с нашими армейскими наставниками. Я мог гордиться собой – рекруты впитали мою науку, никто не вызвался добровольцем.

Тогда «хищники» сами выбрали семерых. Сержант присматривал за четырьмя парами, его приятелю достались три.

Как я и ожидал, когда пошла работа на скорости, солдат по имени Кэдди «случайно» нанес травму своему партнеру.

«Ночной хищник» развел их:

– Еще семеро. Живо, живо!

Кен Как-Его-Там, горячая голова, рвался наказать подонка. Но я не сомневался, что он только сам будет бит, а потому велел паре ребят:

– Подержите Кена, успокойте и не подпускайте его к Кэдди.

А сам подошел к рекруту, схлопотавшему от серого, и взял его копье. У бедняги шла носом кровь.

Кэдди не выглядел ловким и шустрым, и я решил прикинуться увальнем: споткнусь и заеду ему как бы ненароком. Может, и дойдет до него, что с ребятами надо бы помягче. Конечно, я малость закис, но ведь у меня отличный навык работы со стандартным пехотным копьем. Во время службы это было мое любимое оружие.

Меня выдала мышечная память. Не задумываясь, я принял стойку.

На роже у Кэдди отразилось недоумение. Такая мина у него появлялась по любому поводу – верно, его подлость происходила из его тупости.

Подошел «Ночной хищник», передвинул мои руки, ноги и задницу в стойку, которую считал более правильной. А потом заставил нас с Кэдди выполнять движения вслед за собой. По мере того как они ускорялись, мне все труднее было притворяться нескладехой. Мускулы и кости не потеряли выучку, они хотели все делать как надо.

Кэдди вознамерился сломать мне нос. Он уже замахнулся, но тут меня резко шатнуло в сторону и мое древко «случайно» стукнуло его по голени. Он взвизгнул.

Кто-то из зрителей воскликнул:

– Ура!

Еще кто-то засмеялся. Кэдди это взбесило, и он попер буром. Я неуклюже двинулся по кругу, пытаясь защищаться в манере зашуганного ребенка. Если бы мы дрались насмерть, я бы уже несколько раз успел его прикончить.

И тут он открылся так, что не промахнулся бы даже слепой. Я порвал ему левое ухо, подсек древком ноги, заставил проехаться по грязи. Отпрянул с таким видом, будто сам перепугался до смерти и не могу поверить в содеянное.