– Дальше поеду верхом, – заявила она. – В темноте ни зги не вижу.

Рыбе вспомнился зверинец, который несли эти люди, когда он их увидел возле «Черепа с костями». Об этом тоже стоит поразмыслить.

Когда Белая Роза и ее свита вошли в конюшню, Рыба дважды осторожно обогнул постройку. Часовых не заметил, но это не означало, что их нет. Может, они внутри, спрятались от холода.

А холодает быстро. И если Рыба что-то смыслит в погоде, еще до утра из этих туч повалит снег. Девственно белый покров вокруг – еще тот предатель. Чертовски сложно будет уйти от погони.

Растворившись в тенях, он искал знакомый лаз. Тот был рядом с ветхой, покосившейся клетью, для которой задней стенкой служил забор.

Надо же, сколько лет прошло, а лаз на месте, и им, похоже, с тех пор не пользовались.

Со всей осторожностью Рыба открыл его. Шумел он вполовину меньше ожидаемого, но все равно при каждом звуке кровь стыла в жилах. Он пролез внутрь – тихо, плавно, как змея на охоте.

И разбудил кого-то величиной с кошку, но не кошку. Рыба среагировал мгновенно, его рука сомкнулась на глотке зверя.

Другую тварь, вроде мыши или бурундука, он растоптал по пути к стойлам, откуда прибитая к стене лестница вела на чердак. Зверушка даже не пикнула. Тягучей тенью Рыба пополз по лестнице.

Чердачная дверь была заперта только на крючок. Рыба поднял его просунутым в щель ножом, прокрался внутрь, вернул крючок на место. Снизу сюда проникало немного света. Доставали и голоса.

А футах в десяти перед собой он увидел мужчину и женщину, связанных, с кляпом во рту. Женщина смотрела в сторону Рыбы, но не на него. Он подкрался поближе…

О боги! Эти мятежники и впрямь не робкого десятка! Сцапали саму Уайлдбранд, бригадира. А капрал – знакомый, из «Черепа с костями».

Картинка сложилась. Имперцы и эти мятежники знают имена, но не лица. Получается, что капрал – самый ценный свидетель.

А внизу кто-то орал на Смедза. Тот ничего не говорил в ответ. Еще кто-то посоветовал не шуметь – соседи могут подумать, что здесь холера.

Рыба бесшумно приблизился к пленникам.

– Капрал, – прошептал он, прячась за тюком сена.

От неожиданности солдат аж подпрыгнул, потом что-то пробурчал. Уайлдбранд закрутила головой, высматривая шепчущего.

Снова невнятное ворчание, но тон – утвердительный.

– Тебя попросят опознать человека. Скажешь, его имя Кен и что-то там еще. И настаивай на этом. Когда вернешься сюда, у вас обоих будет шанс убраться. Не сделаешь, что я сказал, – хана бригадиру.

Мужчина посмотрел на свою начальницу. Та кивнула:

– Выполняй.

Рыба отполз подальше и зарылся в солому.

Ворон и Боманц орали на моего бывшего соседа по палатке и друг на друга. Кен сидел на нашем единственном стуле и играл в молчанку. Он был зол как черт, но я знал его упрямство – хоть раскаленной кочергой тыкай в парня, даже не пикнет. И смотрит на этих двоих так, будто надеется через минуту перерезать им глотки. Даже от еды отказался.

А вот я не отказался. Стоял поблизости, запихивал в себя жрачку и гадал, что же это за хрень тут творится. Никто не удосужился мне объяснить. Вошла Душечка, привлекла всеобщее внимание, показала на пальцах:

– Приведите солдата.

Интересно, зачем? Ворон и Молчун отправились на чердак. Через минуту они спустили оттуда «Ночного хищника». Судя по тому, как капрал разминал запястья, наверху он сидел связанным. Кляп во рту подтверждал эту догадку.

Капрал равнодушно смотрел на Кена. Тот даже бровью не повел.

Молчун выдернул кляп. Ворон спросил:

– Знаешь человека, который сидит на стуле?

– Да, – прохрипел «хищник» и проглотил скопившуюся во рту слюну. – Знаю. Его зовут Кен и что-то там еще. Он заглядывал в гостиницу, где я был на постое. Выпивал кружку-другую в нашей компании.

Молчун с Вороном переглянулись и устроили состязание, у кого рожа помрачнеет пуще. Потом Ворон спросил:

– Ты уверен, что его зовут не Смедз Шталь?

– Ага…

Молчун врезал капралу в скулу, тот и с ног долой.

– Ты уверен? – повторил Ворон. – Смотри, вот этот мужчина и вон та женщина были у моста Королевы. И с тех пор точат на вас зуб.

«Ночной хищник» поднял на него глаза и сказал:

– Слушай, приятель, я могу его хоть Мальчиком-с-пальчиком назвать, хоть королем Дроздобородом, хоть Смедзом Шталем, чтобы тебя порадовать. Но это не Смедз Шталь.

– А приметы совпадают.

Солдат посмотрел на Кена:

– Пожалуй, сходство есть. Небольшое. Но Смедз Шталь постарше лет на десять, никак не меньше.

– Дерьмо! – выругался Ворон.

А я вроде прежде ни разу не слышал этого словечка из его уст.

Время для моего вмешательства было неподходящее, но как тут совладать с соблазном?

– Ну все как всегда! Последний круг, мы впереди, финишная черта совсем рядом – и тут нашу чертову лошадь угораздило охрометь.

Товарищи оценили. Казалось, Молчун вот-вот что-то произнесет вслух. И едва ли это будет приятно для моих ушей.

Душечка топнула ногой и потребовала объяснить, чем мы занимаемся. Она читала по губам, но не могла уследить за нашей оживленной болтовней.

Ворон и Молчун зажестикулировали в бешеном темпе. Она сделала знак, которому меня не учила, наверное ругательный, и велела им вернуть «хищника» на чердак. Ворон и Молчун потащили капрала так грубо, будто это по его вине они не получили, чего хотели. Душечка сказала всем, кто на нее смотрел, что виновата она сама – поспешила с выводами насчет парней, которых однажды увидела на веранде. Я не понял, что она имела в виду.

Вернулись Молчун с Вороном, и у нас началось совещание под лозунгом «Все пропало!». Особенно усердствовал горластый канюк, Боманцев дружок, – очень скоро всем захотелось свернуть ему шею.

Перепалку прервал стук на чердаке, и все кинулись выяснять причину.

Верхние ворота, через которые на чердак забрасывают тюки с сеном, ходили ходуном на ветру. Капрал и бригадир Уайлдбранд, о которой мне никто не удосужился сказать, смылись. Молчун с Вороном взглянули на сброшенные веревки и кляпы и тотчас принялись выяснять, кто из них плохо связал «хищника».

Я спрыгнул вниз и рассказал о случившемся Душечке. Она велела крикнуть тем двоим, чтобы не маялись дурью, а ловили беглецов. Нельзя было допустить, чтобы «Ночные хищники» вернулись к своим.

– Пехтура слишком слаб, он останется здесь.

Все это время упомянутый Вертун дрых мертвым сном в лошадином стойле.