Сержант откинул полог:

– Выходи строиться.

«Что это? – подумал Смедз. – Опять муштра? Не перебор ли на сегодня? Даже злиться нету сил».

Выгоняют не только его взвод, и на том спасибо. Из всех палаток выбегают люди.

Дождавшись, когда все рекруты соберутся, сержант построил их спиной к частоколу. По лагерю рыскали серые с фонарями и факелами.

Слева, в задней шеренге второго взвода, Смедз заметил Старика Рыбу. Тот ухитрился покрасить волосы в черный цвет.

Сержант дал команду «смирно».

В ворота въехали три всадника в черных мундирах. Подле каждого шел пехотинец, тоже в черном. Они медленно приближались, цепко оглядывая каждый взвод.

Строевой смотр? Гвардия Изгоя удостоила голозадое ополчение беглой оценки?

У Смедза сжался желудок. Больше похоже, что эти люди кого-то ищут.

Возле взвода Рыбы они не задержались. Может, и пронесет.

Черные всадники уже ехали мимо следующего взвода, в одной из шеренг которого стоял Смедз. Передний осадил коня и выбросил руку, указывая. У него заплясали пальцы. Сопровождавший его пехотинец вклинился в строй.

Смедз едва не наложил в штаны.

Гвардеец в темном мундире схватил Сая.

Смедз вздохнул с облегчением.

Ну конечно! Та проделка с сержантом не могла сойти Зелени с рук.

Задумавшись об этом, Смедз не заметил, как рука показала снова. Не заметил и движения двух пехотинцев, пока они не очутились рядом.

Кровь превратилась в лед.

Смедза схватили и выдернули из строя.

Гвардейцы направились к воротам. Смедз семенил за Зеленью. Слева верховой, справа пеший.

Ужас отпустил, вернулась способность трезво мыслить. Смедз уже выбрался из парочки крутых передряг. Надо только сохранить спокойствие. И дождаться шанса.

Вскоре они очутились среди домов; их уже не могли увидеть из лагеря. И тут Зелень расхохотался:

– Ну и яйца у вас, ребята! Поувесистей, чем мозги! – И хлопнул по бедру всадника. – Спасибо!

– Не меня благодари – я уж было решил, что ты вернулся в родную стихию. Это Душечкина затея.

– Да? – Зелень снова рассмеялся. – Я это припомню, когда надо будет тебя из дерьма вытаскивать. А зачем вам понадобился мой кореш Кен?

– Душечка говорит, он из тех, кто спер клин.

Зелень посмотрел на Смедза:

– Без балды?

Смедз мобилизовал всю свою волю. Паника уж точно не поможет ему выпутаться.

Увидев, как солдаты Изгоя схватили Смедза, Рыба сразу все понял. Он даже не думал – тело действовало само.

Все напряженно следили за гвардейцами, и это позволило Рыбе отступить на несколько шагов и вскарабкаться на низкий частокол. Лишь ближайшие солдаты его взвода заметили бегство, но они не подняли шум. И что еще лучше, ни у кого не возникла счастливая идея присоединиться к Рыбе. Он спрыгнул на землю и побежал, тихо проклиная свое тело, чересчур старое для таких приключений. Сегодняшняя муштра не прошла даром – мышцы ноют, руки-ноги не гнутся, и кажется, это никогда не пройдет.

Но черта с два он сдастся хоть этим имперским упырям, хоть собственной телесной немочи.

Нерасчищенных руин напротив лагерных ворот он достиг за считаные минуты до того, как уехали всадники. Рыба скорчился в темноте. Теперь надо подождать. И прикинуть, как действовать дальше.

У него два ножа. В ополчение он вступил добровольцем, иначе бы его обыскали и обезоружили, как было с завербованными насильно. Но конвой велик, с двумя ножиками много не навоюешь.

Значит, надо применить хитрость. Как в Великом лесу, когда он стрелял дичь и ловил ее в капканы, чтобы не умереть с голоду. Хитрость, скрытность, внезапность.

Он отметал варианты, которые так и напрашивалась. К примеру, убрать Смедза, подобно тому как тот убрал кузена Талли. Напарник этого не заслуживает. Да и бесполезно – они же знают, кого ищут. И лишь одному Смедзу известно, где спрятан проклятый клин.

Рыба следил за приближающимися черными силуэтами. Еще до того, как отряд достиг расчищенного участка, Старик смекнул: тут что-то нечисто. Эти люди направлялись не к храму богини, где обосновался Изгой. Разве что выбрали кружной путь.

И что теперь? Рассчитывая, что они двинут прямиком к Изгою, он засел на их предполагаемом пути. Теперь надо очень постараться, чтобы от них не отстать.

Грязным призраком он скользил по развалинам, ухитряясь при этом шуметь даже меньше, чем иное привидение. В умении подкрадываться ему не было равных. Рыба нешуточно опасался, что его учуют. Перед поступлением на службу он много дней не мылся, было не до того. Ну а за частоколом какие условия? Похуже, чем в свинарнике.

В Великом лесу, где рыщут хищники, чересчур пахучие долго не живут.

Он быстро догнал преследуемых. С двадцати ярдов подслушал, как они поздравляют друг друга. Одно слово громом отозвалось в голове: Душечка.

Рыба не сразу оправился от потрясения.

Не то чтобы он всерьез рассчитывал испугать Белую Розу, когда угрожал людям из ее шайки. Но настолько обнаглеть, чтобы раздеть людей Изгоя, въехать в учебный лагерь и выручить своего человека? Это просто не укладывается в голове.

Но это кое-что меняет. Это дает необходимое время. Это означает, что шансы не так уж и мизерны. В городе всю неделю шли облавы и расправы, у Белой Розы не могло остаться много людей. Если они вскоре заберутся в свое логово, возможно, удастся разобраться с ними по одному. Лишь бы они не успели еще раньше разобраться со Смедзом. Все зависит от того, насколько круто за него возьмутся.

Рыба следовал за ними буквально по пятам, как будто у них появилась лишняя тень. И он тщательно прятался – никто не ощутил затылком холодок, не заподозрил, что за ним наблюдают.

И вот же чудо из чудес – место, где эта компания обосновалась, было Рыбе знакомо. Он лишь несколько раз, и то совсем ненадолго, заходил в конюшню Гартсена, когда якшался с повстанцами. Но знать хоть что-то – это гораздо лучше, чем не знать ничего и идти вслепую.

Прежде чем повстанцы скрылись в своем логове, Рыба успел здорово испугаться.

Будто из ниоткуда вынырнула большая птица и опустилась на плечо всаднику. Тот выругался и отвесил ей оплеуху. Птица расхохоталась и сообщила, что Изгой очень встревожен – у него пропало несколько гвардейцев.

Рыба вспомнил, как Белая Роза называла равнину Страха своим домом. Должно быть, там живут вот такие говорящие твари.

Удача по-прежнему с ним. Появление птицы можно считать добрым знаком.

Совсем другого мнения придерживался человек, которого она сделала своим насестом. Он хотел прогнать птицу. Та расставаться не желала.