Пальцы его гладили низ ее живота, доводя до предела и так обезумевшие эмоции, потом и вовсе тронули нежную плоть, надавили на маленький чувственный бугорок, вырывая из груди Лизы новый стон. Он ощущал, как дрожит ее тело. Еще немного… секунда, две… Он ждал ее, хотел, чтобы ей было так же незабываемо сладко и жарко, как и ему. Лиза… Лиза… Лиза… Она впиталась в него, въелась, стала частью его мира. Центральной, важной частью. И пути назад не было. Макс понимал: это конец. Но, что главное, он сам не хотел возвращаться назад, туда, где в его жизни не было ее. В его постели побывало много женщин, но ни с одной из них он не был по-настоящему близок. Он думал, что знает все, а на самом деле ни черта он не знал! Ни черта!

Она напряглась, мышцы ее стали быстро сокращаться. Запрокинув голову, Лиза несдержанно застонала, изогнулась, задрожала, сжимая внутри себя его естество. Он почувствовал, как у нее подкосились ноги, как она, обессиленная и расслабленная, стала оседать, удержал ее, двигаясь с рыком, сильно, резко, вбивая себя в ее податливое тело, догоняя, продляя ее удовольствие. Она всхлипывала, вытягивалась, шептала его имя, цеплялась за его руку, которой он упирался в стену, царапала гладкий кафель. С последним толчком Макс навалился на нее, с удовлетворением зарычал, низко, глухо, словно сытый, довольный зверь, прижался губами к ее влажному душистому затылку. Вокруг все плыло, он боялся, что еще немного, и раздавит ее. Уперся в стену второй рукой, и тут же под его ладонью что-то хрустнуло, задребезжало. Раздался дикий грохот, в ванную посыпались баночки, тюбики, пузырьки… Макс, еще не пришедший в себя, тупо смотрел на этот хаос и хмурился. Лизкина дребедень валялась на дне ванной, свернутая полка висела на одном болте…

Ноги Лизу не держали, и она, раскрасневшаяся, пьяная от страсти, опустилась на бортик, осмотрелась и вдруг рассмеялась своим неподражаемым смехом. Беззаботно, весело, по-девчоночьи. На душе у Макса стало легко. Он потянул ее за руку, прижал к себе, уперся спиной в стенку.

- Повесим с другой стороны, - посмеивался он, обнимая ее за талию. - А то опять свернем.

Номер Вики он удалил, но помнил последние цифры, да и содержание СМС не оставляло сомнений в отправителе. Всего один простой вопрос: «Чем она лучше меня?». И вот уже минут пятнадцать он пытался найти нужные слова для ответа. Пытался и не находил. Это сообщение снова заставило его задуматься, чем же, в самом деле, Лиза лучше тех, что были до нее. Ведь были разные: красивые и просто интересные, ласковые и холодные гордячки, стервозные и милые, умные и не очень. Каждая со своими плюсами и минусами, мыслями и мечтами, желаниями и проблемами. И он мог выбирать. Любую мог выбрать, но не хотелось, не екало, не прельщало. А ведь по большому счету Лиза не была лучше ни одной из них. Ничем не была. Даже секс с ней по сути своей был тем же самым, обыкновенным. Вот только ощущения другие. С ней у него башню срывало, ее поцелуи заводили так, что перед глазами плясали черные точки, запах дурманил, пропитывал его насквозь, завладевал им. Это было все равно, что сравнивать черно-белое кино на маленьком экране с красочным фильмом в летнем кинотеатре ночью под открытым небом, запись с живым звучанием симфонического оркестра. Ноты, вроде как, одинаковые, да только ни хрена не так!

Так чем же все-таки она лучше Вики? Страстной, совсем не глупой и безумно красивой Вики, прекрасно знающей себе цену? Ничем. Он мог бы пуститься в длинные пространные объяснения, но не видел в этом смысла, не хотел разводить бестолковый диалог. Для него Вика осталась где-то в прошлом, незначимым, несущественным эпизодом, практически стершимся из памяти. Лиза не лучше Вики, просто Вика не нужна ему, а Лиза нужна. Вот и все.

Лиза вздохнула, уткнулась в него носом, и Макс легонько погладил ее по руке. Она спала, прижавшись к его боку, ее волосы немного завивались после душа, голое плечо выглядывало из-под одеяла. Чем она лучше? Ничем. Но Вика ему чужая, холодная, далекая. А Лиза… Лиза его.

Она уснула почти сразу, по-прежнему нагая, прильнула к нему, несколько раз тронув губами плечо, грудь, шею. И от того, что она лежала рядом, ему было хорошо. Она больше не думала о произошедшей днем встрече, почему-то он знал это, понял, посмотрев в глаза. Доверчивая нежность, с которой она смотрела, выворачивала нутро, и Макс понимал, что расшибется, землю грызть станет, лишь бы не разрушить, лишь бы сберечь этот ее взгляд.

Он снова погладил Лизу по руке и натянул одеяло выше, пряча ее плечико. Взял отложенный в сторону телефон, открыл сообщение и, подумав еще несколько секунд, удалил. Нечего ему ответить ей, да и не нужно это. Потому что Вика не дура и сама прекрасно знает ответ на свой вопрос.

Республика Корея, Пхёнчхан, Февраль 2018 года

Лиза чувствовала, как Макс сжимает ее руку, и натянуто улыбалась в камеру. Он был зол, волны исходившей от него тихой, мрачной, медленной ярости проникали под кожу, пробирали до самого сердца. Ей хотелось спрятаться, укрыться с головой одеялом, сказать что-нибудь, но сказать было нечего. Вряд ли ее «прости» пойдет им на пользу и уж тем более повлияет на оценки. Ей хотелось закрыть лицо руками и застонать. Вот тут, на этом диванчике, не думая ни о камерах, ни о болельщиках, ни о самой себе. Все ломалось, сыпалось, и Лиза знала, что это только начало. Он еще не знал, а она знала. Мир рушится не с треском и звоном, нет. Мир бесшумно осыпается к ногам пеплом несбывшихся надежд, разочарований, осознанием, что точка необратимости уже пройдена, а ты все еще остаешься в счастливом неведении.

Макс сдавил ее пальцы так, что ей стало больно. Прошлогодний чемпионат мира, где они взяли бронзу, World Team Trophy того же сезона, потом мелкие турниры, серия этапов Гран-при, финал, чемпионат России, первенство Старого света на домашнем льду всего какой-то месяц назад… Он всегда держал ее за руку, и всегда она чувствовала, что не одна, чувствовала уверенность, незнакомую ей прежде. А теперь… Теперь ничего не было, только страх и смятение, потому что Макс, в отличие от нее, все еще пребывал в том самом неведении, которое для нее кончилось три дня назад. Она помахала в камеру, чуть пошевелила пальцами, и Макс, поняв, что позволил эмоциям закоротить мозг, ослабил хватку. Посмотрел на Лизу все еще мрачно, с колкими льдинками во взгляде, но обнял, прижал к себе, и от этого ей стало еще тяжелее. Она вдохнула жаркий запах его тела, жадно, как будто и не дышала раньше, глотала пропитанный им воздух, как голодная, а у самой сердце колотилось в горле.

Если бы это было просто падение…

- Ничего, Лиз, - угрюмо сказал он, услышав оценки.

А ей захотелось истерически, до слез, до озноба расхохотаться. Это его «ничего» было столь же пустым, как и ее не сказанное «прости». Она бы, наверное, могла вцепиться в него, заорать в лицо, что вот именно ничего! Ничего уже не будет нормально, ничего! Некуда им больше идти, и мечта о личном олимпийском золоте так и останется мечтой. Все эти разговоры о следующем олимпийском цикле… Не будет больше ничего. Она ненавидела Макса за то, что он еще не знал этого, а она знала и перемалывала в одном большом треснутом корыте собственные чувства вместе с разумом, приправляя эту отвратительную массу страхом. И, что хуже всего, какая-то часть ее, дурная, наивная, преданная, еще верила в то, что все будет хорошо.