Огама неподвижно смотрел на него, капли пота выступили на верхней губе.

— Я… я никогда не отдам Тёсю.

— Может быть. Может быть, нет. Возможно, императорский вестник скажет: кроме того, император утвердит вас в вашем княжестве как правителя Тёсю, победителя гайдзинов, хранителя проливов, отвечающего только перед ним и перед Императорским советом десяти.

— Кто ещё войдет в этот Совет? — хрипло спросил Огама.

Ёси вытер пот со лба. Весь этот замысел вдруг отчетливо представился ему, когда он достиг своих казарм. Этому помогло случайно оброненное генералом Акэдой замечание о том, насколько коварны люди в Киото, будто сам воздух здесь питает их злокозненные мысли, и то, что в первый миг представляется даром, через мгновение оборачивается удавкой.

Ему тогда стало физически плохо, потому что он понимал, что его можно было бы соблазнить так же легко, как любого другого, так и случилось сегодня, несколько мгновений назад, когда он, убаюканный, поверил в ложь, что ему ничего не грозит, и чувствовал бы себя в безопасности до тех пор, пока не очутился бы в полной изоляции и не получил бы приглашения в мир иной.

— Вот видите, Огама-сама, вы уже почувствовали искушение. Кто ещё войдет в этот Совет? Словно их посулы имели бы какое-то значение. Вы оказались бы один против тех, кого они назначат, и Сандзиро тоже. Первый канцлер Вакура и ему подобные возобладали бы над всеми и стали править.

— Мы бы не согласились. Я бы ни…

— Прошу прощения, вы бы согласились — они способны нагородить почестей, которые соблазнят даже камни, — и самым большим искушением будет то, что они притворятся, будто заменяют сёгунат Торанаг сёгунатом Совета десяти! Разумеется, мне не предложат места в Императорском совете, как и никому из нашего рода, за исключением Нобусады, а он уже и так всецело принадлежит им из-за этой принцессы, как я и предупреждал. — Ёси сплюнул от злости. — Андзё — их первый ход.

Чем больше они размышляли о других ходах и тонкостях этого плана, тем отчетливее виделись им колья в бесчисленных ловчих ямах впереди.

— Празднества продлятся несколько недель, а то и дольше — мы будем обязаны устраивать пиры для двора и для друг друга. Можно было бы воспользоваться медленными ядами.

Ёси содрогнулся. Всю жизнь он носил в себе глубинный страх, что его отравят. Его любимый дядя умер в страшных мучениях, от «естественных причин», как сказал врач, но его дядя был острой занозой в боку враждебного бакуфу и его смерть была очень удобна. Возможно, его отравили, возможно, нет. Смерть предыдущего сёгуна в тот год, когда вернулся Перри: в один день он был здоров, на другой — скончался; опять так удобно для тайро Ии, который ненавидел его и хотел посадить на его место пустоголовую куклу — Нобусаду.

Одни только слухи, никаких доказательств, но отравление было древним искусством в Ниппоне и в Китае. Чем больше Ёси успокаивал себя — что, если смерть от яда была его кармой? — тем тщательнее он следил за тем, чтобы его повара были людьми надежными, и ел всегда с большой осторожностью. Только это все равно не избавляло его от панического страха, который время от времени овладевал им.

Огама вдруг сжал руку в кулак и ударил им в ладонь другой руки.

— Андзё тайро! Я не могу в это поверить.

— Я тоже. — Посылая человека с письмом, чтобы договориться об этой тайной встрече, он подумал, какая ирония заключается в том, что теперь ему и Огаме на самом деле придется действовать заодно, если они хотят выжить. Порознь это стало невозможным. В данный момент.

— Как нам остановить все это? Я вижу, что они смогли бы совратить меня. — Огама с отвращением сплюнул на татами.

— Они могут совратить кого угодно, Огама-доно.

— Они как волки-ками, это я понимаю. Мы в ловушке. Если Божественный пригласит нас, его гнусные приспешники уничтожат нас. Давайте схватим тех, о ком вы говорили, или… я пошлю за Басухиро, у него ум змеи!

— Мы окажемся в ловушке только в том случае, если примем приглашение завтра. Я предлагаю нам обоим покинуть Киото сегодня ночью, тайно. Если нас здесь не будет… а? — На лице Огамы вдруг расцвела серафическая улыбка, но она так же быстро погасла. Ёси понял почему и добавил: — Такой ход потребует от нас большого доверия друг к другу.

— Да-да, именно. Что вы предлагаете, чтобы уберечь нас от… от любых ошибок?

— Я не могу предугадать все варианты, но это будет лишь на время: мы оба выскользнем из Киото сегодня ночью, согласившись не возвращаться по меньшей мере двадцать дней. Я немедленно отправлюсь в Эдо и разберусь… или нейтрализую Андзё и останусь там, пока это не будет сделано. Генерал Акэда, как обычно, останется вместо меня. Он скажет, что мне неожиданно пришлось вернуться в Зуб Дракона, тяжелая болезнь в семье, но он скоро ждет меня назад. Вы отправитесь в Фусими и проведете ночь там. Завтра на закате, после того как приглашение не сможет дойти до вас, — потому что никто, даже Басухиро, не будет знать, где вы, а?

— Слишком опасно не предупредить его, но продолжайте.

— Я предоставляю это на ваше усмотрение, но завтра на закате вы доставите послание принцу Фудзитаке, приглашая его встретиться с вами наедине на следующее утро, скажем, у развалин Моноямы. — Это была одна из любимых достопримечательностей для жителей Киото. — Встретившись с ним, вы притворитесь, что поражены этим приглашением, и выразите сожаление, что отсутствовали и потому не смогли принять его. А тем временем ему лучше позаботиться, чтобы до вашего возвращения никаких приглашений больше не было. «А когда это случится?» Вы не знаете точно. Гайдзины угрожают высадиться в Осаке. Вы должны прибыть туда и решить, что предпринять, на месте. И во время разговора дайте ему ясно понять, что вам не нужны никакие неожиданные императорские приглашения — сколь смиренно бы вы ни ценили оказанную вам честь, — пока вы не решите, что готовы их принять.

Огама фыркнул. Он неподвижно смотрел на татами, погруженный в мысли. Потом сказал:

— А как быть с Сандзиро и Ёдо из Тосы? Они-то прибудут с церемониальным отрядом, но все же с отрядом.

— Скажите Фудзитаке, чтобы он добился отсрочки их приглашений — он должен подсказать Божественному, что солнцестоянию в этом году сопутствуют дурные знамения.

— Прекрасная мысль! Но если приглашения не отложат?

— Фудзитака проследит, чтобы отложили.

— Если это так легко, почему не остаться, даже и с приглашениями? Я просто скажу Фудзитаке, чтобы он упомянул о дурных предзнаменованиях. Празднества будут отменены, а? Это предполагает, что Фудзитака имеет власть предлагать или отменять предложения.

— Вместе с Вакурой имеет. Мне кажется, что коварство Киото растворено в воздухе, которым мы дышим… нас заманят в силок. — Больше он ничего не мог сделать. То, что Огама останется здесь один, никак не отвечало его целям, а ведь оставалась ещё проблема Дворцовых Врат.

— Я мог бы пробыть в Фудзими или в Осаке двадцать дней, — медленно произнес Огама. — Я не смог бы вернуться в Тёсю, это оставило бы… это оставило бы меня открытым для нападения.