достигли нынешнего положения?» А потом задать еще более важный вопрос: «Куда мы идем?»

Наверное, нам легче понять их сейчас, чем в более спокойный исторический период, скажем, в середине Викторианской эпохи. Мы так же разочарованы в политике и экономике, как и афиняне 23 столетия назад, но в то же время мы даже больше, чем они, ошеломлены прогрессом науки и техники.

Кроме того, древние историки науки были похожи на нас, защитников разума от иррационализма и свободы от суеверий и духовного рабства.

Риторика

Аристотель учил не только естественным наукам и философии, но и гуманитарным наукам. Он сочинил одно или два пособия по риторике и одно по поэтике.

Кто в наши дни стремится изучать риторику, кроме простаков? Отдельные читатели даже спросят: «Что такое риторика?» Еще около 50 лет назад в таком вопросе не было необходимости, но сейчас этот предмет в наших высших учебных заведениях почти полностью заброшен (кроме факультетов теологии) или преподается факультативно. Риторика – это искусство выразительной и убедительной речи. Главный трактат Аристотеля, посвященный риторике, разделен на три книги. Анализировать их нет смысла, так как предмет, как часть гуманитарных наук, очень сложен. Предложим лишь несколько общих замечаний.

Первая книга в основном посвящена определениям риторики в целом и ее разновидностей. Ритор, или назовем его оратором, должен стараться объяснить цель своего послания и убедить слушателей, что его речь верна и достойна внимания. Есть три вида риторики (или ораторского искусства), которые можно назвать политической («совещательной»), судебной и научной («эпидиктической»). Политические ораторы должны учиться спорить на политические темы на народных собраниях; судебные ораторы сродни адвокатам, которые выступают в суде; научные ораторы напоминают преподавателей, которые обсуждают жизнь и творчество, философию или искусство перед аудиторией, состоящей из коллег или студентов. Эти три вида ораторского искусства, очевидно, разные и требуют разных подходов, которые описывает Аристотель. В подробных разъяснениях не было смысла, так как каждый студент Ликея, каждый образованный афинянин уже знакомился на практике с этими вопросами. Оставалось прояснить самые важные места. Более того, афиняне едва ли не с детства были так хорошо знакомы со всеми видами ораторского искусства, что невольно гадаешь, почему Аристотель включил в систему преподавания риторику. Возможно, потому, что ораторское искусство чрезвычайно важно. Хотя риторика была всем знакома, Аристотель ощущал потребность переосмыслить ее с новой, незнакомой точки зрения.

Ораторское искусство подразумевает страстность – как оратора, так и слушателей. Речь идет о конфликте страстей, и ораторское искусство заключается в том, чтобы сформировать и направить страсти тех, кто слушает его, – так, как ему кажется, будет справедливо и правильно. Поэтому во второй книге анализируются многочисленные страсти: безмятежность и гнев, дружба и вражда, страх и уверенность, стыд и бесстыдство, доброта и недоброта, жалость, возмущение, зависть, соперничество, – страсти, которые характерны для разных возрастов, страсти, которые сопровождают богатство и власть (или их отсутствие). Его можно назвать малым пособием по практической психологии. Оратор должен быть знатоком психологии. Для него недостаточно знать собственный разум. Он должен знать разум, качества и недостатки людей, которых он стремится убедить и обратить в свою веру. Эта часть «Риторики» оказала очень сильное влияние на средневековое мышление, свидетельством чему многочисленные книги, в которых обсуждаются человеческие страсти – либо с риторической точки зрения, либо с точки зрения нравственности и религиозного спасения. Одно из многих отступлений во второй книге посвящено использованию афоризмов (или пословиц); народная мудрость – краткое изложение народного опыта и мудрости предков. Оратор должен учиться пользоваться афоризмами как средством передачи собственных доводов; чем лучше аудитория знает эти афоризмы, тем лучше они помогут оратору внушить то, что он хочет, чтобы его слушатели поняли и запомнили.

Книга третья, которая, возможно, была отдельным трудом, но является такой же подлинной, как две первые, больше посвящена стилю и языку. Почти все, о чем мы говорили, в основном предназначено знатокам древнегреческого языка. Античные ораторы (не только греческие, но и римские) придавали большое значение музыкальности своих речей, таким чертам, как ритмичность прозы и периодичность. Обсуждение хорошего языка, полностью приемлемого для цели, какой он должен служить, включает проблемы, которые мы называем грамматическими.

Трудно понять, что во времена Аристотеля, когда уже было создано большинство шедевров древнегреческой литературы, официальной грамматики (такой, какую мы находим в учебниках) еще не было. Почти все грамматические категории, с которыми мы болезненно знакомимся в детстве, еще не существовали. Первая официальная грамматика греческого языка была составлена гораздо позже Кратетом Малльским (II – 1 до н. э.), но его труд утрачен. Самую первую из дошедших до нас грамматик написал Дионисий Фракийский (II – 2 до н. э.); Аполлония Дискола (II – 1), жившего в Александрии гораздо позже, называли основателем научной грамматики, изобретателем синтаксиса. Годы жизни Аполлония установить трудно, но, учитывая, что он жил примерно в середине правления Адриана (ок. 127 г. н. э.), он жил через 450 лет после смерти Аристотеля!

Чаще всего в «Риторике» цитируются следующие авторы (в порядке убывания): Гомер, Еврипид, Софокл, Исократ, Платон, Горгий, Сократ, Теодект. Демосфен упоминается очень редко, Фукидид вообще не упоминается.

Три книги «Риторики» разделяются не так отчетливо, как предполагает мой слишком краткий анализ; порядок довольно прихотлив, а некоторые темы обсуждаются не раз. Например, в книге III речь снова идет об употреблении афоризмов.

Можно делать бесконечные замечания об отдельных утверждениях. Позвольте ограничиться одной цитатой: «Стиль речи, произносимой в народном собрании, во всех отношениях похож на тенепись, ибо чем больше толпа, тем отдаленнее перспектива, поэтому-то и там и здесь все точное кажется неуместным и производит худшее впечатление; точнее стиль речи судебной, а еще более точна речь, [произносимая] перед одним судьей: [такая речь] всего менее заключает в себе риторики, потому что здесь виднее то, что идет к делу и что ему чуждо; здесь не бывает препирательств, так что решение [получается] чистое. Поэтому-то не одни и те же ораторы имеют успех во всех перечисленных родах речей, но где всего больше декламации, там всего меньше точности; это бывает там, где нужен голос, и особенно где нужен большой голос»[173].

Заметьте первое сравнение выступления перед большой аудиторией со сценографией. Аристотель писал до 322 г. до н. э., а многие ораторы так и не поняли его сравнения даже в 1952 г., спустя 22 столетия. Педанты упорствуют в создании миниатюр, в то время как им следует писать большие фрески, и они до смерти наскучивают слушателям. Скука, может быть, и не настолько страшна, но хуже того, им не удается передать цели своего высказывания.