Несмотря на чуткий сон (я несколько раз просыпался, обеспокоенный то остановками, то сменой режимов работы двигателя), когда мы остановились действительно по делу, я этого как раз и не почувствовал. Открыл глаза, только когда Синицын, покашливая, дотронулся до моей руки, и увидел, что возле самых дверей стоит лейтенант Панов, который командовал передовым боевым охранением.

Оказывается, мы уже добрались до государственной границы, и более того – бойцам разведки удалось без единого выстрела захватить двадцать восемь немецких солдат. Эти раззявы решили устроить пикник на территории бывшей нашей погранзаставы: изловили несколько свиней из подсобного хозяйства пограничников и только приступили к пиршеству, как их взяли за жабры наши ребята. Наверное, это был взвод из какого-нибудь пятого или десятого состава тыловой части; даже часового поставили всего одного, да и тот дремал, объевшись парной свининкой.

Командовал этой ватагой обер-лейтенант. Естественно, я тут же приказал привести его для допроса. Пока саперы, следующие за нашей машиной, прокладывали путь через приграничные заграждения и окопы, я допрашивал этого, прости господи, обер-лейтенанта. Он и не пытался ничего скрывать, отвечал на все вопросы как на духу, но вот, к сожалению, знать ничего не знал. Из всего массива заданных вопросов, четко смог ответить только на один, о полученном приказе – взять под охрану пять километров бывшей границы, и все. Бесполезный был «язык» этот лейтенант, но я нашел ему применение – пусть под контролем нашего человека сидит здесь, около трубки полевого телефона, и отвечает своему начальству, что все хорошо и служба по охране полосы границы идет нормально. Политрук Давидович отлично знал немецкий язык, вот его я и решил вместе с несколькими бойцами оставить здесь – охранять пленных и, в случае чего, передавать немцам нужную дезинформацию.

Наконец саперы проложили дорогу через приграничные ограждения и окопы – кое-где сняли мины, порезали колючую проволоку и завалили траншеи бревнами, сверху присыпав их землей. Дорога получилась сносная – проехать было можно даже на пикапах. А когда мы выехали на межозерное дефиле, то и вовсе покатили, как по асфальту – никаких тебе ухабов, рытвин, поваленных деревьев. Тридцать две минуты заняла дорога до железнодорожной насыпи в лесу, у которой мы и остановились. Поляна, находящаяся метрах в ста от железнодорожного полотна, начала буквально впитывать в себя всю ту массу техники, что двигалась в нашей колонне. Естественно, до того времени как первый грузовик въехал на поляну, в обе стороны железной дороги была направлена пешая разведка. Все шло по плану. Неукоснительно соблюдая этот план, люди быстро маскировались, как только в пределах видимости оказывался немецкий эшелон или дрезина. А в течение часа, пока на место прибывали все подразделения полка, по пути прошло два эшелона и дрезина.

Я не стал дожидаться прибытия связных от разведчиков, а решил сам, на «хеншеле», доехать до интересующего меня места; оно находилось в четырех километрах от места сосредоточения полка. По данным аэрофотосъемок железная дорога там шла по насыпи длиной более километра, с одной стороны которой располагалось озеро, а с другой стоял густой лес – идеальное место для организации оборонительного рубежа: один, вкопанный в землю, тяжелый танк смог бы некоторое время сдерживать там целую немецкую дивизию. А если в лесной массив, через высокую железнодорожную насыпь, перебросить гаубицы (там они будут хорошо замаскированы от авиации противника), то оборудованные на том перешейке позиции при поддержке крупнокалиберной (сто двадцать миллиметров) артиллерии, становились и вовсе непробиваемыми. Сформироваться идеям, как быстрее всего преодолеть насыпь, помогли те же данные аэрофотосъемки. В озеро впадал ручей, вытекающий из леса; он в дождливое время превращался в полноценную реку, поэтому через него был сооружен небольшой мост. Вот и нужно было проверить, сможет ли под этим мостом, прямо по руслу ручья, проехать артиллерийский тягач.

Почему я сам поехал? На это было две причины: первая та же, почему я, собственно, не доверяя Борзилову, самолично выехал на эту операцию; а вторая заключалась в том, что трофейный «хеншель», если его даже заметят немцы, не вызовет у них никакого подозрения. Если все-таки и тормознет какой-нибудь патруль, для моих орлов нейтрализация его явится легкой разминкой минуты на две. Даже Шерхан с Якутом смогут спокойно это сделать, а кроме них в кузове еще трое ловких ребят, ну и я на что-то еще гожусь, чай, не кабинетный генерал! И еще одно интересное место я хотел проверить, оно находилось рядом с эстакадой через ручей; там стояли железнодорожные стрелки, так у одноколейной железной дороги образовывался карман для разъезда встречных поездов. А еще там находилось два тупика с горами бревен, которые были навалены вдоль них.

Мы уже отбыли на рекогносцировку, когда замыкающее подразделение танкового полка только показалось, а у эстакады через ручей оказались быстрее, чем последние танки той колонны начали въезжать в лес, к месту сосредоточения техники. Эстакада была хороша, может быть, не очень широкая, всего метра четыре, зато наш «хеншель», с его весьма высокой колесной базой, перебрался на другую сторону железной дороги, даже не чиркнув тентом о бетонные перекрытия. Железнодорожные тупики, предназначенные для погрузки леса, мне тоже очень понравились. Во-первых, массой материала, пригодного для перекрытий блиндажей, оборудования капониров и дзотов. Кроме того, при виде их мне в голову пришла сумасшедшая мысль – захватить вражеский железнодорожный состав, загрузить в него танки, пехоту и с ветерком прокатиться до Сокулок.

Условия для загрузки танков и бронеавтомобилей на платформы были, даже сами платформы в количестве двенадцати единиц стояли на железнодорожных путях. Не было только паровоза, но это дело поправимое – остановим состав, отцепим ненужные вагоны и сформируем свой поезд, который свалится немцам как снег на голову. Эти вояки, в худшем для них раскладе, ждут нас со стороны Августина, а тут – бац, вторая смена: танки уже на станции, начинают уничтожать терминал нефтепродуктов и запасы боеприпасов. Вот эти хитрожопые фоны взовьются – в один миг свои монокли от злости поглотают. А незачем к нам лезть – мы вам не оболваненные поляки и не какие-нибудь там изнеженные лягушатники.

Пока я, встав на капот «хеншеля», оглядывал перспективу этого притрассового склада деловой древесины, моя охрана занималась делом – зачищала этот объект от немцев; их было немного, всего-то человек двенадцать. Девятерых взяли тепленькими – они сами сбежались к бараку, стоящему недалеко от стрелки, как только «хеншель» подъехал к этому зданию; ребятам оставалось только направить на них автоматы и отобрать винтовки у семерых из них. После чего ошеломленные немцы совершенно безропотно поплелись в дровяной сарай, под арест. Видимо, его помещение использовалось фашистами для содержания провинившихся рабочих, так как открыв его ворота, мы выпустили на свободу четверых не менее немцев ошалевших поляков. Вот тогда-то и раздались первые выстрелы. Троим гитлеровцам, хоть и не попавшим сразу в наши сети, все же пришлось столкнуться с вездесущим Шерханом и Якутом, правда, когда они уже находились метрах в двухстах от барака. Наивные… хотели отсидеться, спрятавшись в завалах бревен от такого следопыта, как Якут! За то и были наказаны – у тыловых швабр элементарно не выдержали нервы, когда Шерхан приблизился к их схрону; один из немцев выстрелил, а двое попытались перебежать к основному железнодорожному полотну, чтобы скрыться за высокой насыпью. Но лучше бы они этого не делали, а сдались бы, как другие немцы, и остались в живых. А так – одна короткая очередь из автомата Шерхана, два выстрела винтовки Якута, и оборвалось их никчемное существование на этой земле.