class="p1">— Потому что кое-кто, — она указала на меня, усаживаясь в патио, — прислал своей матери простой рецепт.

— Все не может быть так плохо.

Она повернула камеру так, чтобы я увидел валящий из окна дым… дело рук моей второй мамы — Пиппы.

— Ей просто нужно было расплавить сыр! — рассмеялся я.

— Вместо этого она попыталась расплавить наш дом. Возвращайся. Спаси меня. Я скучаю по домашней еде.

Я закатил глаза.

— Мам, это ты научила меня готовить.

— Да, и ты, конечно, превзошел меня. Так что после восемнадцати лет воспитания тебя, мелкий поганец, я заслуживаю того, чтобы теперь, на старости лет, меня баловали.

— Посмотри на свою кожу! На вид тебе не больше сорока, — подмигнул я.

Она нахмурилась.

— Я скучаю. Кстати, ты похудел. Как шеф-повар может быть тощим? Кто захочет есть блюда от тощего повара?

— Я не тощий, а в прекрасной форме. Меня здесь любят и думают, что я готовлю здоровую пищу.

— В самом деле?

— Нет, конечно. Смысл жить, если хоть иногда не добавлять немного масла?

Мы оба рассмеялись.

— Прекрати! Ты заставляешь меня скучать по тебе еще больше.

— Бренда.

Я взглянул на нее точно так же, как она смотрела на меня в детстве.

— По крайней мере, скажи, что ты тоже скучаешь по мне, маленький засранец.

— Я скучаю по вам обеим.

Словно набираясь сил, мама глубоко вдохнула.

— Ладно, чего хочет мой маленький обалдуй?

— Разве я не могу просто позвонить и поздороваться? Или чтобы убедиться, что дом моего детства не сгорел дотла?

— Уэсли.

Она одарила меня особым взглядом, и я поежился от того, какой эффект он на меня оказывал до сих пор.

— Хорошо… у меня есть подруга. — Я не представлял, как еще ее можно назвать, но мне хотелось бы, чтобы это было не так. Хоть мои слова и прозвучали банально, но мама не стала перебивать. — Она удивительный трудолюбивый человек и неделю назад на нее напали. Она не обращалась ко мне до сегодняшнего дня. Кроме того, мы не очень близко знакомы, но я хочу ей помочь. Просто не знаю, как это сделать. Она стала молчаливой, хотя не такая уж тихая от природы.

— Судя по всему, ты хорошо ее знаешь, — заметила родительница и ее взгляд потеплел.

— Нет. Она просто очень искренний человек. Если бы ты ее встретила, она бы тебе сразу понравилась.

— Уэсли, а что с Максвеллом? — поинтересовалась мама, и я поморщился.

— Ничего, мы все еще вместе. Насколько мне известно.

Она долго смотрела на меня, прежде чем заговорить.

— Известно ли ему, что у тебя появились чувства к кому-то еще?

— Она просто друг. Честно говоря, мы недавно познакомились…

— Я знаю тебя тридцать один год, тридцать два послезавтра, и за все это время ты только дважды звонил мне по поводу конкретных людей: Максвелла и этой девушки. Что происходит, дорогой?

Я провел рукой по волосам, немного жалея, что позвонил.

— Мам… давай прямо сейчас сосредоточимся на ней? Мне просто нужен совет. Как себя вести?

— Я не знаю, — ответила она, пожимая плечами. — Если она такая искренняя, как ты говоришь, то, вероятно, именно этого она и хочет от тебя — правды.

— Женщины обожают, когда перед ними обнажают душу, — тихо хмыкнула моя вторая мама, Пиппа. Она уселась на подлокотник кресла, и в кадр попало ее лицо и собранные в конский хвост каштановые волосы. — Если она не хочет говорить о себе, тогда будь честен с ней о том, кто ты такой. Чем лучше она узнает тебя, тем легче ей будет делиться своими проблемами.

— Вести себя как придурок и без умолку болтать о себе? Как по мне, ужасная идея.

— Да нет же, тупица, вы делаете что-то вместе и время от времени ты изящно вставляешь что-то вроде: «О, эта рубашка напоминает мне…» Кстати, что говорят звезды?

— Астрологию оставлю вам. Позже позвоню. Люблю вас обеих.

Попрощавшись, они повесили трубку. Я вытащил наушники из ушей и встал, когда Джейн спустилась вниз в одной из футболок Максвелла. Ее волосы были распущены и все еще мокрые после ванны.

— Извини, я не хотела прерывать твой разговор. — Она подняла руки, как будто хотела оттолкнуть меня. — Я просто хотела попить.

Кивнув, я направился на кухню.

— Я и сама могу взять. — Она последовала за мной.

— Сейчас ты здесь гость, — напомнил я, хватая стакан и доставая из холодильника кувшин с водой.

Наполнил стакан и протянул ей, надеясь, что она не сбежит обратно в комнату. На долю секунды мне показалось, что подобная мысль пришла девушке в голову, но она продолжила пить. Мы с Максвеллом хотели вызвать врача, но, с другой стороны, боялись давить.

— Меня часто избивали, — выпалил я, вспомнив материнский совет.

— Что? — Джейн выглядела растерянной. — Судя по виду, ты сам кого хочешь побьешь.

— Спасибо, — ухмыльнулся я.

— Нет… я вовсе не это имела в виду…

— Я понял, что ты имела в виду, — сказал я, наливая себе стакан воды и присаживаясь напротив нее.

— Почему тебя били?

— Потому что я был худеньким бледным ребенком с двумя мамами, очками с толстыми стеклами и любил читать. «Ака», то, что вы, американцы, называете «ботаником».

Ох уж эти старые добрые времена! Нарочито горький сарказм.

— А так и не скажешь. — Она махнула рукой в мою сторону, и я понял, что снова стою перед ней полуголый.

Я так часто ходил здесь раздетым, что привык. И теперь ничего не мог с этим поделать.

— Половое созревание, контактные линзы и несколько татуировок творят чудеса. — Я пожал плечами и наклонился вперед. — Но до этого восемнадцать лет меня затаскивали в кладовки или сортиры и заставляли учителей отпускать оскорбительные замечания. Каждый раз я говорил себе, что буду сопротивляться. Что не позволю запугать себя. И все равно раз за разом оказывался с подбитым глазом или сломанным носом. Даже если бы я сменил школу, ничего бы не изменилось. Мои мамы спорили по этому поводу. Бренда, она поэтесса, и хотя выглядит жесткой, по характеру очень мягкая. Она хотела перевести меня на домашнее обучение, но мама Пиппа отказывалась. Она твердила, что это сделает меня неуклюжим и неспособным постоять за себя. Они итак переживали из-за того, что мой младший брат Чарли заболел лейкемией. Я не мог справиться со всем этим, поэтому покинул дом. Поступил в Лондонский университет. Пробыл там всего один семестр, а потом умер брат. Вместо того чтобы вернуться домой, я сбежал во Францию.

— Соболезную твоей утрате, — проговорила она, допив воду.

Я помолчал, глядя на опустевшую посуду.

— Ты не против, если