руки плохо слушались меня, и мне едва удавалось добраться до ванной комнаты.

— Осторожно, любимая, — шептал Алан, придерживая меня под руку. Он был со мной целыми сутками напролет. Ни работа, ни что-либо другое его больше не интересовало. Все свое время он посвящал мне. Сперва я упрямилась, оскорбляла его, и даже один раз плюнула ему в лицо. Но очень скоро я поняла, что такое мое поведение совершенно его не огорчает.

— Мне так нравится твой дерзкий характер, дорогая Дженни. Мне кажется, я начинаю любить тебя еще сильнее.

— Проктятье… проклятье… ненавижу… тебя…

— Ты можешь меня ненавидеть, если хочешь. И тогда твоя жизнь рядом со мной превратится в мучение. Ты будешь жаждать смерти… Но я не дам тебе так просто меня покинуть. Ты будешь со мной навсегда… Навсегда. Это прекрасно, правда ведь?

Единственное время, которое он не проводил рядом со мной, было ночью. Как только он запирал меня в одиночестве, начиналось самое страшное. Даже его постоянное присутствие рядом со мной было лучше, чем мысли и отчаяние, окружавшие меня, когда я оставалась одна.

Раз за разом в моей голове проносились те же самые страхи.

Я никогда не выберусь.

Мои близкие погибли.

Мне хотелось вернуть мою погибшую подругу и Итана.

Мне так хотелось позвонить маме и снова услышать ее голос.

Слезы душили меня ночь за ночью, наверное, я никогда в жизни столько не плакала, как за последнее время.

А утром все повторялось сначала.

На четвертую ночь моего пребывания в заточении у Алана, я поняла, что просто сойду с ума, если останусь здесь.

«Мне нужно выбраться… мне нужно выбраться… я смогу… я сделаю это»

— Доброе утро, Дженни.

Я открыла глаза. Удивительно, этой ночью меня не мучали кошмары и страхи. Утро наступило так быстро и внезапно, словно я просто потеряла сознание на восемь часов.

— Твой завтрак, милая, — Алан поставил мне на колени поднос с оладьями. Приглядевшись, я увидела нарисованные на них вареньем сердечки. Вздрогнув от отвращения, я подняла на него глаза.

— Сегодня ты даже не скажешь мне какой я мерзкий и как ты меня ненавидишь? — он присел передо мной на корточки и заглянул мне в лицо.

— Нет, — холодно ответила я.

— Ты решила принять мою любовь? Я очень рад, что ты одумалась.

Он вколол мне лекарство, после чего взял вилку и нож, разрезая оладьи. Я неотрывно смотрела на лезвие в его руке, мысленно представляя с каким наслаждением я бы вонзила этот нож ему в глаз.

— О чем ты задумалась? — он поднес вилку к моему рту. Я послушно проглотила порцию, не сказав ему ни слова, — Теперь ты решила начать меня игнорировать? Я все приму, ты же знаешь. Я прошел через кое-что гораздо хуже ради возможности быть с тобой. Теперь мне ничего не помешает.

— Убей меня… Или …. обколи лекарствами… до бессознательного состояния… и развлекайся с моим… телом, — подсказала я. Чтобы выговорить эту несложную фразу я потратила несколько минут. Препараты, которыми он меня пичкал были действительно очень сильными и действовали почти мгновенно.

— Мне не нужно твое тело. Если бы меня интересовало только это, я давно бы уже это получил, — раздраженно ответил он, — я хочу твое сердце. Твою любовь. Чтобы ты принадлежала мне одному. По-настоящему. Понимаешь? Ты вообще представляешь, как тебе повезло? У тебя есть я. Человек, который так сильно тебя любит. Я хочу от тебя того же.

— Это не… любовь, Алан… ты …. сумасшедший.

— Да, ты права. Я потерял голову, думая о тебе. Все эти годы я жил лишь мыслями о тебе. Ты подарила мне это счастье. Чувствовать себя особенным и нужным.

Моя голова кружилась так, что я с трудом фокусировала взгляд на его лице.

— Ты помнишь, как мы познакомились? Я ощущал себя тогда полным ничтожеством. Мне казалось, все, весь мир смотрит на меня с осуждением. Я ненавидел себя, — его голос стал тихим и задумчивым, — Больше всего я презирал эту свою особенность… Мне хотелось выколоть эти ужасные глаза. Почему я не мог родиться с нормальным цветом глаз, как все остальные люди? Но ты… ты вдохнула в меня жизнь. Ты стала моим светом. Ты одна не издевалась и не смеялась надо мной… Ты помнишь, что ты мне сказала тогда?

Я с усилием посмотрела на него. В ушах звенело так, словно моя голова готова была лопнуть.

Я прекрасно помнила, что я сказала ему тогда. Я никогда прежде не видела людей с гетерохромией. И я действительно сочла это красивым. Если бы я знала, что одного моего доброжелательного комментария будет достаточно, чтобы подарить жизнь этому монстру… если бы я знала, что это положит начало чему-то настолько ужасному…

— Тебе нравятся мои глаза, Дженни?

Серо-голубой и карий глаза смотрели внимательно на мое лицо.

— Да, — выдохнула я.

На его губах появилась улыбка. Не болезненная и жутковатая как прежде. А искренняя и теплая. Он придвинулся к моему лицу, внезапно оказавшись слишком близко. Я почувствовала, как его губы коснулись моих, и по моему телу прошла волна нервной дрожи.

Кажется, он заметил это, потому что почти сразу отстранился.

— Ничего… — проговорил он, глядя на меня странным взглядом, — ты полюбишь меня. Ты ведь будешь меня любить, правда? Я все сделаю для этого. Тебе всегда нравились крутые парни. Я старался соответствовать твоим требованиям, старался меняться. Но ты все равно не обращала на меня внимания… Кто же знал, что ты предпочитаешь безработных алкоголиков.

«Майкл», — подумала я, услышав эти слова. Мое сердце больно кольнуло в груди. Удивительно, я почти забыла о нем. Он должен быть жив, Алан ведь не мог забрать и его?

— Хорошо, что хоть он не путался у меня под ногами. Ему было на тебя плевать, Дженни…

Моя голова снова начала кружиться, в этот раз не от лекарства. Может быть, у меня еще есть надежда?..

Майкл.

У меня остался только он. Возможно, он сможет мне помочь…

Глава 12

Дождь тяжелыми каплями стучал в окно. Ночное небо разрезала яркая косая вспышка.

Сколько времени прошло, с тех пор как я попала сюда?

Сколько мне еще здесь находиться?

Дни мучительно тянулись один за другим, пока я находилась в доме своего мучителя.

Я подняла голову, вздрогнув от раскатистого звука грома.

Так не может больше продолжаться. Противиться Алану было бесполезно. Что бы я ни пробовала, он оказывался умнее меня.

Мои запястья невыносимо горели, стоило мне пошевелиться. Ремни, которыми он привязывал меня, крепко удерживали