сознания, и взглянуть на Белку. Она протянула руку и взяла меня за ладонь, ободряюще мне улыбаясь.

Серебряный зеркальный пол здесь был покрыт вездесущей пылью серого цвета — с разводами грязи, что первое указывало на присутствие людей. Прямоугольные буханки зданий, с многочисленными окнами с равными интервалами, сами собой разделяли серебряную дорогу на улицы без тротуаров. Я не видел ничего подобного привычному для меня транспорту — ни автомобилей по краям улиц, ничего.

Гул толпы отвлек меня от созерцания странного города. Я поднял взгляд и оглядел людей: десятки, если не больше, довольно красивых молодых женщин всевозможных цветов и оттенков волос окружали кого-то, кто был скрыт от меня силуэтами людей. Детей всех возрастов было ещё больше, и лишь среди них встречались мальчишки. Цепляясь за цветастые подолы мам, или просто у них на руках, они гудели и ревели. Гул, гам и плач врезались мне в уши, и не прекращались ни на минуту.

Чуть поодаль стояли несколько мужчин, которые на этом фестивале детского крика несколько выбивались из общего ряда. Лишь одному на вид было больше сорока. Еще троим — около тридцати. Остальные были настолько молодыми, что сливались со сборищем детей, и где-то в толпе флиртовали с молоденькими девицами, не обращая внимания ни на что.

— Это бабушку забирают, — помедлив, сказала мне Аня. Узрев мой недоуменный взгляд, она продолжила. — Кажется, я даже знаю, какую. Ей вроде около девяносто лет — очень старая уже. Воспитатели сказали, что следующий инфаркт они лечить ей не будут. Пора уже в Извлекатель.

— В Извлекатель? — я похолодел, и по моей коже пробежались мурашки страха.

— Да, — шепнула мне Белка. Шмыгнув точеным носом, она продолжила. — Чем больше детей, тем позднее забирают тебя в Извлекатель. Ну, это для женщин. Похоже, в этот раз предупредили заранее, раз столько людей пришло провожать. Дочери, внучки, ну и так далее — вон, смотри, сколько всех!

Как по сигналу, все вдруг притихли. Гомон стих, и лишь совсем маленькие крохи на руках, и жмущиеся к маминым юбкам детишки продолжили голосить. Пауза продлилась половину минуты. А затем все принялись расходиться. И лишь несколько людей остались стоять, почему-то, продолжая смотреть в пустоту на том месте, вокруг которого все раньше толпились.

— Забрали, — тихо сказала мне Аня. — Воспитатель телепортировал. Теперь всё — её больше нет.

Что-то сжалось в желудке, пока я переваривал внутри эту мысль. Аня молчала, продолжая стоять со мной рядом, пока вдруг мой взгляд не наткнулся на странный, красный свет, который исходил выпуклости на месте одной из стен. Словно красный глаз, следящий за мной, он моргнул, и продолжил за мной смотреть.

У меня появилось плохое предчувствие.

— Молодой человек? — я вдруг услышал чужой мужской голос, и вздрогнул, оборачиваясь. Белка издала испуганный вскрик, и ахнула, крепко схватив меня за плечо. Она первой увидела, кто ко мне подошел.

Когда я обернулся, то увидел мужчину лет тридцати пяти, гладко выбритого и с плотно сжатыми губами на бледном лице. Его карие глаза смотрели на меня сквозь стекла очков, по краям которых бежали синие огни, отражаясь в его зрачках. Он был крупным мужчиной с мощным и широким подбородком и скулами, и был одет в плотный черный комбинезон от горла до пят. На тяжелой портупее висели предметы неизвестного мне назначения, а на поясе — пистолет. По крайней мере, таковым он мне показался.

— Телепат-воспитатель четвертого класса, Борис Танкратов, — холодно представился мне мужчина, скользнув взглядом по моему лицу, и задержался глазами на вцепившейся в моё плечо Белке. — Похоже, ты в розыске, молодой человек.

— Ч-ч-то случилось? — дрожащим голосом сказала Аня.

Я не понимал, что происходит, но страх Белки был суеверен, а паника — всеобъемлющей. Я чувствовал это в том, как она вцепилась пальцами мне в плечо. В её бирюзовых глазах было отчаяние. Казалось, она готова расплакаться.

— Все в порядке, девушка. Вашему молодому человеку просто нужно пройти в управу вместе со мной, — заметил мужчина. — К вам вопросов никаких нет. Спокойно ступайте домой, и спите — ночь на дворе.

Я почувствовал, как взгляд Белки отчаянно заметался по сторонам. Явно должно было случиться что-то страшное, по её мнению, но я не понимал — что. Вдруг, она резко повернула меня на себя и взглянула в лицо.

— Антон, я живу на улице сто четырнадцать, пятый дом, сорок восьмая комната. Первый этаж. Ты слышишь? Запомнил!? — требовательным тоном обратилась она ко мне, заглядывая в глаза. Я закивал, изо всех сил стараясь запомнить адрес, который она сказала. — Запомнил!? Сто четырнадцать, пять, сорок восемь! Обязательно приди, пожалуйста!

Её голос трагически оборвался, но я пока не понимал, что же внушило Белке такую панику.

Внезапно она обхватила мой затылок руками и притянула к себе. Я почувствовал вкус её губ, и мое сердце замерло от неожиданности. Её кожа была гладкой и пахнула на меня легкой свежестью, а её ласка была яркой мимолетной молнией, которая промелькнула и осталась в моей памяти навсегда. Объятия были крепкими, но в её руках я чувствовал тревожную дрожь. Наконец, она разомкнула объятия, шмыгнула носом и развернулась.

— Сто четырнадцать, пять, сорок восемь! — крикнула она мне напоследок.

— Пройдемте, молодой человек. Здесь недалеко, пешком пройдем. И не волнуйтесь, ничего страшного.

***

Я молча шел за мужчиной к пирамиде, которая была недалеко от ворот, но не стал спрашивать ничего, чувствуя неуместность вопросов. Я не был уверен в том, что выдавать в себе человека с Земли двадцать первого века будет столь хорошей идеей, пока не обвыкнусь. Тем более — выдавать себя «воспитателям», которые были здесь все равно, что пастушьи псы.

Я шел под конвоем и видел, что в округе было много таких же, как он — людей в плотных черных комбинезонах и при оружии. Вероятно, ворота в город охранялись, или же здесь сказывалась близость к «управе» — пирамиде, одна из граней которой смотрела прямо на вход. Только теперь я заметил, что на её вершине есть нечто вроде стержня, который уходит высоко вверх.

Возможно, лифт? Белка несколько раз упоминала загадочный «верхний ярус», так что люди могли жить на