не патриот русский. Берегитесь, ради Бога, Ваше Величество, чтоб он не завладел Вашей волей, и не упускайте времени». При этом и так была ясна зыбкость положения М.Т. Лорис-Меликова, роковое событие 1 марта показало, что доклады, в которых он уверял Александра II об успехах борьбы с заговорщиками, оказались ложью.

Об опасности в период начала нового царствования, исходившей от представителей земского движения, писал Л.А. Тихомиров: «Политиканы, которые вели земскую агитацию, выставили бы себя представителями „воли народа“ и, имея графа Лорис-Меликова около государя, стали бы фактически выше Государственного совета, завоёвывая себе значение настоящего парламента. Мы, очевидно, готовились войти в такую полосу внутренней смуты, исход которой при данных условиях трудно даже было предсказать».

О том, что такой сценарий развития органов общественного представительства в России того времени был вполне реальным, свидетельствуют события, происходившие в целом ряде губерний после смерти Александра II. Удавшееся покушение террористов на особу императора породило в земствах мнение о том, что центральная власть ослабела и поэтому для земцев настало время заявить о своих притязаниях на участие в управлении государством.

В марте 1881 года члены Земского союза, собравшиеся в Харькове, приняли программу развития всероссийского и местного общественного представительства, предусматривавшую создание в России двухпалатного парламента. Его нижнюю палату, названную Государственной думой, предполагалось составить из депутатов, избираемых всеобщим голосованием, а верхнюю — так называемую Союзную думу — из представителей областных собраний. Согласно этому проекту, обе думы, заседая одновременно, должны были принимать законы и утверждать государственный бюджет. Они получали правомочие делать запросы во все государственные органы и выражать доверие или недоверие отдельным министрам и правительству в целом. Подобную организацию государственной власти намечалось закрепить конституцией, по которой обязывался бы действовать и глава государства — император, и парламент. Все российские законы должны были соответствовать конституции.

8 марта 1881 года Самарское губернское собрание приняло постановление о том, чтобы послать к императору Александру III адрес с ходатайством о созыве избранных представителей народа. Выступивший на заседании этого собрания губернский гласный Нудатов высказал мысль о том, что только «свободно избранные представители всех сословий» могут предотвратить повторение трагического события 1 марта 1881 года.

Постановления и обращения к императору Александру III, выражавшие идею о том, что только привлечение общественных представителей к участию в управлении российским государством может спасти его от новой смуты, были приняты земскими собраниями в целом ряде и других губерний: Казанской, Новгородской, Рязанской, Таврической, Тверской, Черниговской.

Между тем 8 марта 1881 года состоялось заседание Совета министров, которое оказалось решающим для проекта М.Т. Лорис-Меликова. Оно продолжалось два с половиной часа. Председательствовал на заседании сам государь. После того как все сановники уселись за длинный стол, Александр III объявил повестку заседания и предложил министру внутренних дел зачитать текст доклада, записанный в журнале Особого совещания и одобренный 17 февраля 1881 года покойным императором.

Оглашение записи, в которой приводились оценки внутриполитической ситуации в России, дававшиеся им в конце января 1881 года, было явно не выгодно для М.Т. Лорис-Меликова. После дерзкого покушения террористов на жизнь Александра II говорить о том, что предпринятые министром внутренних дел меры «оказали и оказывают благотворное влияние на общество в смысле успокоения тревожного состояния оного» было в высшей степени неуместно. Представлять предложения о реформе государственного строя в докладе с такими фразами означало заранее обречь их на неприятие. Поручив М.Т. Лорис-Меликову зачитать публично этот доклад, Александр III тем самым во многом предопределил ход его обсуждения.

Первым слово взял генерал-адъютант С.Г. Строганов как самый старший из присутствующих. «Предполагаемая мера, — по его мнению, — была не только несвоевременна при настоящих обстоятельствах, требующих особой энергии со стороны правительства, но и вредна. Мера эта вредна потому, что с принятием её власть перейдёт из рук самодержавного монарха, который теперь для России, безусловно, необходим, в руки разных шалопаев, думающих не о пользе общей, а только о своей личной выгоде… Путь этот ведёт прямо к конституции, которой я не желаю ни для вас, — обращаясь к Александру III, — ни для России».

«Я тоже опасаюсь, что это первый шаг к конституции», — заявил в ответ на эти слова император.

Выступили и сторонники проекта преобразований (сам М.Т. Лорис-Меликов, министр финансов А.А. Абаза, военный министр Д.А. Милютин, председатель Госсовета великий князь Константин Николаевич), настаивая на участии выборных представителей в государственном управлении, в качестве способа умиротворения взбудораженного общества.

Кульминацией заседания стала речь К.П. Победоносцева, она окончательно определила ход обсуждения этого плана. Д.А. Милютин в своей дневниковой записи написал о речи Победоносцева: это было уже не одно опровержение предложенных ныне мер, а прямое, огульное порицание всего, что было совершено в прошлое царствование; он осмелился назвать великие реформы императора Александра II преступною ошибкой! Произнесённая с риторическим пафосом, она была отрицанием всего, что составляет основу европейской цивилизации.

К.П. Победоносцев предстал на рассматриваемом заседании Совета министров в качестве идеолога — выразителя особого политического и правового мировоззрения, отличающегося своим глубинным смыслом от мировоззрения западноевропейского типа. Обер-прокурор Святейшего синода противопоставил предложениям о введении в России общественного представительства не отдельные аргументы, но понимание этого института как явления, имеющего свои пороки, причем такие, которые способны нивелировать все его достоинства. Более того, он показал, что в условиях России общественное представительство может стать орудием разрушения государства и общества.

Начиная свое выступление, К.П. Победоносцев первыми же словами дал понять, что будет говорить не просто о каком-то нововведении в государственный строй России, но о величайшей опасности, угрожающей существованию самого государства. «Ваше Величество, по долгу присяги и совести я обязан высказать Вам всё, что у меня на душе. Я нахожусь не только в смущении, но и в отчаянии. Как и в прежние времена перед гибелью Польши говорили: „Finis Poloniae“, так теперь едва ли не приходится сказать: „Finis Russiae“. При соображении проекта, предлагаемого на утверждение Ваше, сжимается сердце. В этом проекте слышится фальшь, скажу более: он дышит фальшью».

Дальнейшее содержание речи К.П. Победоносцева было посвящено разоблачению этой фальши. «Нам говорят, — продолжал он, — что для лучшей разработки законодательных проектов нужно приглашать людей, знающих народную жизнь». Но обер-прокурор обращал внимание императора и членов Совета министров на то, что обсуждаемый план исходит из ложного суждения о представителях как о выразителях мнения страны, тогда как в действительности представители, если и будут что выражать, то лишь «своё личное мнение и взгляды».

«Правительство, — напоминал К.П. Победоносцев, — должно радеть о народе, оно должно познать действительные его нужды, должно помогать ему справляться с безысходною часто нуждою. Вот удел, к достижению которого нужно стремиться, вот истинная задача нового царствования». Представительство же, утверждал Константин Петрович, скорее превратится в обыкновенную говорильню, чем в эффективный институт, способствующий удовлетворению