Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Свободное государство может положить, что ему нет дела до свободной церкви, только свободная церковь, если она подлинно основана на веровании, не примет этого положения и не станет в равнодушное отношение к свободному государству. Церковь не может отказаться от своего влияния на жизнь гражданскую и общественную…
Вот какие действительные опасности скрывает в себе прославляемая либералами-теоретиками система решительного отделения церкви от государства. Система господствующей или установленной церкви (то есть современная К.П. Победоносцеву практика церковно-государственных отношений в России. — Д.П.) имеет много недостатков, соединена со множеством неудобств и затруднений, не исключает возможности столкновений и борьбы. Но напрасно полагают, что она отжила уже своё время».
В главе «Печать» обер-прокурор подвергает резкой критике периодическую печать и сам принцип «свободы печати».
«С тех пор как пало человечество, ложь водворилась в мире, в словах людских, в делах, в отношениях и учреждениях. Но никогда ещё, кажется, отец лжи не изобретал такого сплетения лжей всякого рода, как в наше смутное время… Так нам велят верить, что голос журналов и газет, или так называемая пресса, есть выражение общественного мнения… Увы! Это великая ложь, и пресса есть одно из самых лживых учреждений нашего времени…
Кто же эти представители страшной власти, именующей себя общественным мнением? Кто дал им право и полномочия — во имя целого общества — править, ниспровергать существующие учреждения, выставлять новые идеалы нравственного и положительного закона?
Любой уличный проходимец, любой болтун из непризнанных гениев, любой искатель гешефта может, имея свои или достав для наживы и спекуляции чужие деньги, основать газету, хотя бы большую. Ежедневный опыт показывает, что тот же рынок привлекает за деньги какие угодно таланты, если они есть на рынке, — и таланты пишут, что угодно редактору. Опыт показывает, что самые ничтожные люди — какой-нибудь бывший ростовщик, жид-фактор, газетный разносчик, участник банды червонных валетов — могут основать газету, привлечь талантливых сотрудников и пустить свое издание на рынок в качестве органа общественного мнения…
Мало ли было легкомысленных и бессовестных журналистов, по милости коих подготовлялись революции, закипало раздражение до ненависти между сословиями и народами, переходившее в опустошительную войну? Иной монарх за действия этого рода потерял бы престол свой; министр подвергся бы позору, уголовному преследованию и суду; но журналист выходит сух из воды, изо всей заведенной им смуты, изо всякого погрома и общественного бедствия, коего был причиной; выходит, с торжеством улыбаясь и бодро принимаясь снова за свою разрушительную работу…
Можно ли представить себе деспотизм более насильственный, более безответственный, чем деспотизм печатного слова? И не странно ли, не дико ли и безумно, что о поддержании и охранении именно этого деспотизма хлопочут все более ожесточённые поборники свободы, вопиющие с озлоблением против всякого насилия, против всяких законных ограничений, против всякого стеснительного распоряжения установленной власти? Невольно приходит на мысль вековечное слово об умниках, которые совсем обезумели от того, что возомнили себя мудрыми».
В главе «Народное просвещение» К.П. Победоносцев пишет о несовместимости европейской системы образования с российской действительностью. Он возвращается к мысли о том, что не всякое механическое накопление знаний можно считать благом.
«Нет спора, что ученье свет, а неученье тьма, но в применении этого правила необходимо знать меру и руководствоваться здравым смыслом… Сколько наделало вреда смешение понятия о знании с понятием об умении. Увлекшись мечтательной задачей всеобщего просвещения, мы назвали просвещением известную сумму знаний… Мы забыли или не хотели осознать, что масса детей, которых мы просвещаем, должна жить насущным хлебом, для приобретения коего требуется не сумма голых знаний, а умение делать известное дело». Кроме того, если во вновь открытых школах поставить учителями недоучившихся «ходоков в народ», то от этого будет больше вреда, чем пользы.
«Понятие о народной школе есть истинное понятие, но, к несчастью, его перемудрили повсюду новой школой. По народному понятию, школа учит читать, писать и считать; но в нераздельной связи с этим учит знать Бога и любить Его и бояться, любить Отечество, почитать родителей».
«Девятнадцатый век справедливо гордится тем, что он век преобразований. Но преобразовательное движение, во многих отношениях благодетельное, составляет в других отношениях и язву нашего времени».
В главе «Болезни нашего времени» автор ставит диагноз одной из них, осуждая при этом требование «прогресса» и неустанных преобразований.
«Слово „преобразование“ так часто повторяется в наше время, что его уже привыкли смешивать со словом „улучшение“. Итак, в ходячем мнении поборник преобразования есть поборник улучшения, или, как говорят, прогресса, и, наоборот, кто возражает против необходимости и пользы преобразования какого бы то ни было на новых началах, тот враг прогресса, враг улучшения, чуть ли не враг добра, правды и цивилизации… Кредитом пользуется с первого слова тот, кто выставляет себя представителем новых начал, поборником преобразований и ходит с чертежами в руках для возведения новых зданий. Поприще государственной деятельности наполняется всё архитекторами, и всякий, кто хочет быть работником, или хозяином, или жильцом, должен выставить себя архитектором… Мудрёно ли, что лучшие деятели отходят, или, что еще хуже и что слишком часто случается, не покидая места, становятся равнодушными к делу и стерегут только вид его и форму ради своего прибытка и благосостояния… Вот каковы бывают плоды преобразовательной горячки, когда она свыше меры длится… „Не расширяй судьбы своей! — было вещание древнего оракула: — Не стремись брать на себя больше, чем на тебя положено“. Какое мудрое слово! Вся мудрость жизни — в сосредоточении силы и мысли, всё зло — в её рассеянии».
Здесь можно усмотреть и критическое отношение К.П. Победоносцева к результатам правления Александра II, и предостережение современным ему государственным деятелям.
В главе «Вера» обер-прокурор с беспокойством отмечает, что «мы переживаем такое время, когда начинает, по-видимому, оживать давно прошедшее язычество и, поднимая голову, стремится превозмочь христианство, отрицая и догматы его, и установления, и даже нравственные начала его учения; когда новые проповедники, подобно языческим философам древнего века, со злобной иронией обращают к остатку верующих горькое слово: „Вот к чему привело мир ваше христианство; вот чего стоит ваша вера, исказившая природу