учреждениями К.П. Победоносцев считал для России институты западной демократии — парламент, так называемую свободную печать, суд присяжных и т. п.

Книга вышла в свет в самом начале царствования Николая II в 1896 году. Первое её издание разошлось уже через месяц после выхода, тут же начинает печататься второе, всего за пять лет вышло пять изданий. Значительный резонанс «Московский сборник» произвёл за рубежом. Книга была переведена на немецкий (два издания), французский, английский, сербский, чешский и польский языки, вызвала массу откликов и оживлённую дискуссию в печати. Английская «Дейли График» отмечала, что «вряд ли кто-либо из англичан, читая книгу Победоносцева, не почувствует уважения к учёности, богатым дарованиям и, прежде всего, глубокой искренности этого выдающегося защитника российского самодержавия». Одна из французских газет рекомендовала своим читателям перевод «Московского сборника»: «Книгу эту надо прочесть, во-первых, потому, что г. Победоносцев думает глубоко, во-вторых, потому, что он думает иначе, чем мы, и, в-третьих, потому что император Николай II и его народ думают, как он».

Открывает сборник глава «Церковь и государство». Здесь уместно упомянуть о двойственности позиции обер-прокурора: с одной стороны, являясь апологетом православия и русской исторической церковности, он стремится отвратить современников от тех ложных западноевропейских ценностей, к которым в безумии мысли и вожделений устремлён русский интеллигент, а с другой — как руководитель ведомства православного исповедания умалчивает об ущербности с точки зрения церковных канонов синодального управления Церковью.

В ходе истории складывались различные модели взаимоотношений между Православной Церковью и государством. В православной традиции сформировалось определённое представление об идеальной форме взаимоотношений между ними. В своей совокупности эти принципы получили название симфонии Церкви и государства. Суть её — в обоюдном сотрудничестве, взаимной поддержке и взаимной ответственности, без вторжения одной стороны в сферу исключительной компетенции другой. Епископ подчиняется государственной власти как подданный, а не потому, что епископская власть его исходит от государства. Точно так же и представитель государственной власти повинуется епископу как член Церкви, ищущий в ней спасения, а не потому, что власть его исходит от власти епископа.

Идеалу симфонии в большей или меньшей степени при разных государях соответствовали (или стремились к этому) взаимоотношения церковной и государственной власти на Руси в досинодальную эпоху. Реформы Петра I положили конец самой возможности реализовать симфонию властей в России. Согласно Духовному регламенту 1721 года, вопросы церковного управления полностью подчинялись воле императора, он же именовался «крайним» (то есть высшим) судией Церкви. Уничтожается патриаршество, вопросы церковного управления переданы в ведение Духовной коллегии, в дальнейшем именовавшей себя Святейшим синодом. Официально Синод считался постоянно действующим церковным собором, на самом деле являясь бюрократической структурой, одним из подразделений государственного аппарата.

Упразднение первосвятительского сана, замена его Синодом, равно как и исчезновение более чем на 200 лет поместных соборов из жизни Русской Церкви, явилось грубым нарушением 34-го Апостольского правила, согласно которому «епископам всякаго народа подобает знати перваго в них, и признавати его яко главу, и ничего превышающаго их власть не творити без его разсуждения… Но и первый ничего да не творит без разсуждения всех». Русские иерархи и церковно-сознательные миряне переживали каноническую реформу Петра I как реформу «нечестивую», противную православной традиции.

Рассуждая о праве выбора пастырей и епископов, К.П. Победоносцев утверждает, что оно «принадлежит клиру и народу по праву историческому и апостольскому. Государство, в сущности, только держит за собою это право, но оно не ему принадлежит». Этим он как бы подводит каноническую базу, оправдывает синодальное правление.

Обер-прокурор отрицательно относился к самой мысли о самостоятельности Церкви, боялся ослабить над ней государственную опеку; идеи самоуправления Церкви К.П. Победоносцев отождествлял со стремлениями к парламентаризму. «Идеалисты наши пропагандируют… соборное управление Церковью посредством иерархии и священников. Это было бы то же самое, что ныне выборы, земские и крестьянские, из коих мечтают составить представительное собрание для России». До конца жизни он оставался принципиальным противником восстановления патриаршества.

В основном же в «Московском сборнике» Константин Петрович подвергает критике идею отделения церкви от государства. «Политическая наука, — писал он, — построила строго выработанное учение о решительном отделении церкви и государства, учение, вследствие коего, по закону не допускающему двойственного разделения центральных сил, церковь непременно оказывается на деле учреждением, подчиненным государству. Вместе с тем государство как учреждение в политической идее своей является отрешённым от всякого верования и равнодушным к верованию. Естественно, что с этой точки зрения церковь представляется не чем иным, как учреждением, удовлетворяющим одной из признанных государством потребностей населения — потребности религиозной… Этой теории, сочинённой в кабинете министра и учёного, народное верование не примет. Во всём, что относится до верования, сознание народное успокаивается только на простом и цельном представлении, объемлющем душу, и отвращается от искусственно составленных понятий, когда чует в них ложь или разлад с истиною. Так, например, политическая теория может удобно мириться с оставлением в должности и на церковной кафедре пастора или профессора на богословской кафедре, который (явление, к несчастью, ставшее уже обычным в Германии) публично объявил, что не верует в Божество Спасителя; но совесть народная никогда не поймёт такой конструкции понятия о церковном пастыре и с отвращением назовёт её ложью».

Христос заповедал: «научите вся языки». Вот это и есть дело Церкви по убеждению К.П. Победоносцева. «Ей предстоит образовывать на земле людей для того, чтобы люди среди земного града и земной семьи сделались не совсем недостойными вступить в град небесный и в небесное общение. При рождении, при браке, при смерти — в самые главные моменты бытия человеческого церковь является с тремя торжественными таинствами, а говорят, что ей нет дела до семейства! На неё возложено внушить народу уважение к закону и к властям, внушить власти уважение к свободе человеческой, а говорят, что ей нет дела до общества!.. Церковь, хранящая сознание своего достоинства, никогда не откажется от своего законного влияния в вопросах, относящихся и до семьи, и до гражданского общества…

В наше время, кто решился бы объявить себя свободным от государственной власти, не платить податей, не несть воинской повинности, никого не слушать и не подчиняться никому, быть самому себе государством, такого человека объявили бы безумцем, каким считался безверный в средние века, только не предали бы его сожжению, но принудили бы его или подчиниться государству, или уходить из государства вон. Он ушёл бы в другое государство, где бы также или привели бы его в послушание, или выгнали вон… Ныне можем мы свободно уклониться от религии и от церкви, но от государства уклониться не можем. Государство обеспечивает нам полноту общественной жизни, а церковь уже не господствует над общественной жизнью так, как прежде господствовала…