Мясистая рука ухватила ее за плечо.

– Платите, или я звоню в полицию.

Кара в панике попыталась стряхнуть его руку:

– Я заплачу. Пожалуйста, не звоните в полицию.

Но шофер и не думал ее отпускать.

– Поехали в полицию.

– Отпустите меня! – закричала Кара. Леденящий ужас охватил ее. Она не вынесет, если ее притащат в полицию и обвинят в преступлении.

Но шофер разозлился и потянул ее вниз со ступенек к такси.

Кара открыла рот, чтобы позвать на помощь, и тут увидела, как из-за угла появился большой автомобиль и резко затормозил перед ними.

Из автомобиля на ходу с пассажирского места выскочил Пепе и кинулся к ним.

– Сейчас же убери от нее свои руки! – в бешенстве рявкнул он.

– Она не платит, – ответил шофер, не отпуская Кару.

– Я сказал, убери руки. Maintenant![16]

Кара не успела опомниться, как шофер отпустил ее, и оба мужчины разразились потоком ругани. Поскольку они кричали по-французски, Кара не могла ничего разобрать, но ясно, что это жуткие ругательства. Она зажала ладонями рот. Если бы она не видела это своими глазами, то ни за что не поверила, что Пепе способен на такую ярость. Угроза исходила от него волнами, лицо исказилось от гнева.

Кончилось тем, что Пепе вытащил пачку банкнот из кармана и швырнул их шоферу, сопроводив потоком ругани. Пару слов она поняла – это была самая что ни на есть жуткая брань.

Когда он наконец посмотрел на нее, то стало ясно: гнев его не утих.

– Иди в дом, – бросил ей он, прошел мимо нее, взбежал по ступеням и отпер дверь. – Что, черт возьми, у тебя за игры? – Он со стуком захлопнул дверь у нее за спиной.

– Я забыла, что у Моники выходной. Спасибо, что спас меня. – Кара тяжело дышала. Она понимала, что надо поблагодарить его как следует. Не появись Пепе вовремя, то ее, скорее всего, затолкали бы в такси и отвезли в ближайший полицейский участок. Но сейчас она здесь, в его доме, в безопасности. Страх немного отпустил, хотя сердце по-прежнему бешено колотилось. Но перед глазами был вовсе не шофер такси, а женщины и Пепе, который самодовольно принимал знаки внимания с их стороны.

– Я решил, что он хочет тебя изнасиловать.

– Нет. – Она скинула с ног туфли. – Он хотел отвезти меня в полицию, чтобы меня арестовали.

– Зачем ты убежала? Ты же сказала, что пойдешь в туалет! Ты опозорила меня перед друзьями.

– Ах, бедняжка, – сказала она, даже не пытаясь скрыть насмешку. – Я не могла оставаться на этой твоей вечеринке ни минутой дольше. – Повернувшись, она торопливо прошла по коридору и стала подниматься по лестнице.

– Ты плохо себя чувствуешь? – Он в одну секунду ее догнал.

– Да. Меня тошнит. Тошнит. – Она чуть ли не бегом направилась в свою комнату.

– Тогда почему ты ничего не сказала, вместо того чтобы убегать? Ты выставила меня полным дураком. Я стоял и ждал, когда ты вернешься.

– Да потому, что мне тошно от тебя. А теперь исчезни. – Она захлопнула дверь у него под носом.

Но он тут же распахнул дверь:

– Что, черт побери, ты делаешь?

– Уезжаю.

Не обращая внимания на то, что Пепе стоит от нее в нескольких шагах, и, забыв о том, что платье на ней стоило тысячи евро, Кара стянула его, едва не порвав, и швырнула на пол. Туда же последовали изысканные, в тон платью, бюстгальтер и трусики. Эти вещи запятнаны, они жгли ее, потому что их купил Пепе.

– Черта с два ты уедешь.

– Черта с два ты меня остановишь. – Кара влетела в гардеробную, полную одежды, тоже купленной для нее Пепе. Она порылась в шкафах, пока не нашла платье, которое надевала на крестины. Ее платье. Купленное на ее деньги.

Вредный голосок в мозгу подсказывал ей одеться в модные дорогие вещи, чтобы потом продать их онлайн по Интернету.

К черту расчет и практичность. К черту эти дорогие наряды.

Кара нашла свое белье, чистое и выглаженное, и натянула трусики.

– Куда ты собираешься ехать?

– Домой.

– И как ты туда доберешься? Денег ведь у тебя нет.

Она повернулась к нему.

– Не знаю! – крикнула она. – Я не знаю, куда пойду или как я туда доберусь, но главное – быть от тебя подальше.

– Если ты уйдешь, то никогда больше не увидишь ни меня, ни моих денег. Твой ребенок будет расти без отца. Ты этого хочешь?

– А зачем моему ребенку знать, что его отец – ты? Ты был бы таким же отвратительным отцом, как и мой.

– Я ничем не похож на твоего отца.

– А знаешь, ты прав. Мой отец хоть и абсолютный мерзавец, но даже он не стал бы держать своего ребенка заложником, как делаешь ты.

– Ничего подобного я не делаю. – Пепе тоже повысил голос. – Я стараюсь изо всех сил защитить нашего ребенка.

– Каким образом? Счетом в банке, к которому у меня нет доступа, – лишь одни обещания? Жестокий способ удержать меня пленницей. Неплохая история, чтобы рассказать внукам.

– Я сделаю все необходимое, чтобы обеспечить моего ребенка, чтобы ничто ему не угрожало.

– Мой ребенок? Наш ребенок? Значит, ты признаешь свое отцовство?

– Нет! – Он выругался. – Это обмолвка. У меня с языка сорвалось.

– У тебя много чего срывается с языка, – огрызнулась она.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Только то, что у тебя, должно быть, много всяких обмолвок срывалось с языка на сегодняшней вечеринке. Сколько твоих бывших любовниц там было? Десять? Больше?

Ярость от охватившего его гнева немного утихла. Он прислонился спиной к стене и оглядел ее.

– Ты… ревнуешь?

Ее ответ был мгновенным.

– Какой вздор! – Но прозвучало это уж очень подчеркнуто.

– Ревнуешь, – уверенно произнес он.

Кара сжимала в руке бюстгальтер, едва сдерживаясь, чтобы не ударить его.

– Я не ревную. – Да как он посмел предположить такое? Ревновать его? – Я была оскорблена. Все те женщины… они вели себя так, будто ты принадлежишь им, почти что говорили, какой ты потрясающий любовник… Неудивительно, что меня затошнило от этого.

– Вот видишь? – На его губах заиграла улыбка. – Ты ревнуешь.

– Для меня ревность означала бы, что я питаю к тебе нежные чувства, но единственное чувство, которое у меня есть к тебе, – это ненависть. Пепе, тебе это ясно? Я презираю тебя. – Она вбежала в ванную и заперла за собой дверь.

Она совершенно не ревнует.

Совершенно.