- Что ты будешь пить? - поинтересовался Алистер, когда они сели и им принесли меню.

- Воду.

Он взглянул на нее поверх меню и нахмурился:

- Что-то не так?

Клементина подняла на него глаза.

- А что может быть не так?

Он положил меню обратно на стол и произнес:

- Вот и расскажи мне что.

Она сжала губы и снова устремила глаза в меню.

- Мне кажется, что вот те женщины сидят и обсуждают, что такого ты во мне нашел.

- Тина…

- И во мне для тебя точно ничего нет, разве что это удобно…

- Прекрати! - воскликнул он. - Сейчас же перестань.

Клементина посмотрела на его строгое лицо: губы сжаты, глаза серьезны.

- Ты же видишь, я здесь совсем чужая.

Его выражение смягчилось, и он нежно накрыл ее руку своей теплой ладонью.

- У тебя нет права чувствовать себя не в своей тарелке. Ты гораздо более красива, чем можешь себе представить. А дорогая одежда - это еще не все, маленькая моя. Одежда не делает тебя личностью, личностью делают поступки и моральные ценности.

Клементина посмотрела на их соединенные руки.

- После той вечеринки, помнишь, я рассказывала… Надо мной смеялись не только тот парень и его приятели, но и девчонки. Они ехидно комментировали мою одежду, мою фигуру, волосы, кожу. Абсолютно все.

Алистер погладил ее руку успокаивающими движениями, будто он вместе с ней вернулся назад во времени и утешал ту расстроенную девочку, уверяя, что ему она кажется красивой.

- Если бы они тебя видели сейчас. Я уверена, что ты выглядишь лучше, чем каждая из них, не говоря уж о твоих личных качествах.

Клементина посмотрела ему в глаза.

- Моя мать спускала все деньги на одежду, те самые деньги, которые могла потратить на детей. И эти шмотки она надевала раз или два, а потом они бессмысленно висели в шкафу. Я не хотела их потом носить, потому что они были слишком вульгарными. Я никогда не мечтала, чтобы меня с ней сравнивали, даже не пыталась вступить с ней в соревнование.

Его пальцы крепко сжали ее ладонь.

- Лично я предпочитаю, когда на тебе нет никакой одежды, но, если хочешь, мы можем пойти и вместе присмотреть что-нибудь для тебя, здесь ведь много хороших магазинов. Плачу я.

Клементина хотела было поспорить, но представила, что они остаются здесь до конца недели и ей в жару придется ходить в своей черной и темно-серой одежде, и решила не противоречить.

- Я тогда отдам тебе деньги через пару месяцев.

- Забудь об этом, - сказал он, - я твой должник. Я не смог бы поговорить нормально с Гарриет, если бы тебя здесь не было. Вы с ней отлично поладили. Клементина отмахнулась с уверенной улыбкой.

- Да, но ведь все, что ты делаешь для нее, и правда заслуживает большого уважения.

- Я просто думаю о своем моральном долге. Я ведь никогда с ней не буду общаться, когда она повзрослеет и закончит школу.

- Не верю в это ни капельки. Ты всегда будешь рядом в трудную минуту, такой уж ты человек. Ты - хороший человек, Алистер. Надеюсь, ты станешь отличным примером для моего брата.

Его рот скривился в печальной усмешке.

- Осторожно, маленькая моя, ты можешь начать думать, что влюбляешься в меня. Помнишь правила?

«Захочу - не забуду». Клементина прикрыла глаза и протянула руку за стаканом воды.

- Тебе придется купить мне гораздо больше, чем новый гардероб, чтобы я начала влюбляться. Не то чтобы ты мне не нравился, но любовь - это иное. Я не похожа на свою мать и не могу влюбляться в каждого встречного.

- А где сейчас твоя мать?

Клементина пожала плечами.

- Кто знает, наверное, она тратит деньги на себя или на мужчину, в которого считает себя влюбленной.

Алистер помрачнел.

- Твои деньги?

«Добро пожаловать в мой мир», - подумала Клементина.

- Ну да, чьи же еще? Но ей так сложно бывает отказать. Я постоянно волнуюсь, что она может совершить что-то отчаянное, если я ее не выручу.

Алистер стал совсем мрачен.

- В каком смысле отчаянное?

Клементина посмотрела на белоснежную скатерть.

- Знаешь, когда твоя мама бедная - это одно, а совсем другое дело, если она начинает заниматься проституцией, чтобы выжить.

Алистер снова взял ее руку в свою.

- Так она тебя шантажирует? Угрозами, что пойдет продавать свое тело, если ты не выручишь ее?

- Шантаж - слишком суровое слово.

- И сколько так продолжается?

Клементина попробовала отдернуть руку, но он не выпускал ее.

- Я не хочу об этом говорить.

- Тина, - его голос звучал жестко, и было очевидно, что он это так не оставит, - сколько времени она уже берет у тебя деньги?

Клементина увидела беспокойство в его серо-голубых глазах, оборонительная крепость вокруг ее сердца с грохотом рухнула. Как она может не чувствовать? Как могла она допустить мысль, что сможет с ним спать и не влюбиться в него хотя бы чуть-чуть? Кто еще о ней так беспокоился? Кто еще хоть когда-то думал о том, что она чувствует с такой матерью, которая в ней порождала бесконечное чувство вины?

- С тех пор, как у меня в подростковом возрасте появилась первая работа. У матери всегда нелады с деньгами. Она слишком импульсивна. Бывали моменты, когда дома было нечего есть, если я ничего не куплю. Я понимала, что нужно отказать ей сейчас, так говорил мне разум, но внутри у меня есть та самая маленькая девочка, которой так не хватает материнской любви.

- Тебе нужно отказать ей, Тина. Иначе так будет продолжаться вечно.

- Знаю, но…

- Она тебя использует. Если бы она действительно тебя любила, она бы ставила твои интересы на первое место, а потом бы уж думала о себе. Но она так никогда не делала, правда? Из вас двоих ты одна вела себя как взрослый человек, причем с детства. Так быть не должно. Нельзя на ребенка вешать такую ответственность. Если она снова позвонит, дай мне трубку.

Клементина не могла просто так это сделать, и не важно, каким облегчением могло бы стать освобождение от необходимости финансово поддерживать мать. Она могла лишь представлять, что скажет ее мать, если услышит в трубке голос Алистера, наверное, что-то неподходящее и очень неприятное.

После обеда Алистер отправился с ней на шопинг в Канны. Он повел Клементину по бутикам, где она галопом скакала по примерочным в сопровождении продавцов, которые несли ей горы шикарной одежды: костюмы на каждый день, вечерние и коктейльные платья, белье и купальники. Она чувствовала себя принцессой и, откинув в сторону предрассудки, наслаждалась подаренным ей шансом ощущать себя избалованной в том, что раньше ее никогда не касалось. Каждый раз она смотрелась в зеркало в разных нарядах и чувствовала себя по-новому - утонченной, гламурной дамой, которая могла держать голову гордо в высшем обществе. Даже в купальнике-бикини или спортивных трико она становилась моделью, когда акценты на ее фигуре были расставлены правильно, и тонкая талия была подчеркнута.