Увы, надежды Ларисы не оправдались: чета Караевских была дома в полном составе. Дверь Ларисе открыл Анатолий, и в его глазах Котова увидела что-то похожее на испуг. Она тут же мысленно похвалила себя за то, что все предусмотрела и отказалась от предварительного телефонного звонка.

– Здравствуйте, Анатолий Михайлович! – уверенно начала Лариса. – Мне необходимо с вами побеседовать.

В глазах Анатолия явно читалась усталость. Он протянул руку, чтобы помочь Ларисе снять плащ, принял из ее рук сумку, а потом стоял молча, даже окаменело, дожидаясь, пока та разуется. Лариса закончила эти манипуляции в прихожей и вновь обратилась к Анатолию:

– Куда мы можем пройти?

Бедный Караевский, который не обладал ни громадным особняком Окороковых, ни даже просторной, но довольно стандартной квартирой Вересаевых, а проживал в совершенно обычной двухкомнатной квартире в панельной девятиэтажке, растерялся. Он засуетился, водя туда-сюда глазами и выбирая место поудобнее. Собственно, выбирать было особенно не из чего: гостиная на восемнадцать метров и смежная с ней спальня. Анатолий уже было остановил свой взгляд на кухне, как в этот момент из спальни вышла его жена.

– Здравствуйте, – неестественно низким голосом – видимо, от изумления – произнесла она, недоумленно глядя на Ларису бледно-серыми навыкате глазами.

– Добрый день, простите, что беспокою, у меня всего несколько вопросов по поводу вчерашнего происшествия, – стараясь выглядеть максимально вежливой, проговорила Лариса и решительно потянула Анатолия в кухню. Однако Элен проследовала туда за ними.

– Анатолий, – осторожно усаживаясь на стул, начала она, – позволь спросить, с какой стати ты намерен отчитываться перед этой женщиной?

– Леночка, – суетливо принялся оправдываться Анатолий, – уверяю тебя, что мне нужно просто поговорить с Ларисой… э-э-э… Викторовной. Это насчет убийства Андрея. Ну ты сама понимаешь, дело такое… Без объяснений не обойтись. Я скоро освобожусь. Подожди, пожалуйста, в гостиной. Кстати, как ты себя чувствуешь?

– Как я могу себя чувствовать? – сквозь зубы усмехнулась Караевская и протянула руку к дверце холодильника. Она достала оттуда большую бутылку минералки, налила немного воды в стакан, затем демонстративно накапала в приготовленный напиток несколько капель корвалола. Поморщившись и передернув костлявыми плечами, выпила и сделала вид, что чуть не задохнулась. Посидев несколько минут без движения, Элен вдруг простерла к мужу руки и заговорила в повышенном тоне: – Сколько унижений мне пришлось вынести! Сколько волнений! Я не могу больше! Я хочу, чтобы это все кончилось! Почему все эти люди треплют нам нервы?

Ларисе показалось, что Елена близка к истерике, и она окончательно уверилась в том, что с нервами у этой женщины серьезные проблемы. Анатолий, который наверняка лучше других был об этом осведомлен, тут же кинулся утешать жену:

– Успокойся, милая, скоро все закончится. Я приготовлю тебе поесть и сделаю массаж.

И Лариса опять поразилась тому, как этот человек любит свою жену. В искренности его чувств не смог бы усомниться самый большой скептик. Что ж, как справедливо замечал порой знакомый Ларисы – психолог Анатолий Курочкин: любовь порой делает с людьми чудеса. Она толкает их на самые удивительные поступки, от подвигов до преступлений. Интересно, не толкнула ли она Анатолия на убийство?

Элен успокоили слова мужа, и она наконец оставила их с Ларисой вдвоем.

– Скажите, Анатолий Михайлович, вы очень любите свою жену? – начала Лариса с вопроса, который мог помочь «разговорить» Караевского.

– Да, очень, – живо отозвался Анатолий, – но я не понимаю, какое это имеет отношение к произошедшему?

– Да возможно, что никакого. Просто приятно видеть, как вы о ней заботитесь.

– Леночка действительно очень слабая, все время болеет. Я не представляю, как она перенесет все случившееся. Такое горе, такое горе!

– Простите ради бога, Анатолий Михайлович, для вас в самом деле смерть Окорокова является горем?

– Да, собственно… Понимаете, под горем я имел в виду не совсем это. Мне жаль, что это произошло, потому что Елене пришлось пройти через этот кошмар.

– А самого Окорокова вам жаль? – в упор спросила Лариса.

Анатолий Михайлович вздрогнул при этих словах, и Лариса вновь заметила мелькнувший в его глазах страх. Молчание затягивалось, и Котова решила его прервать:

– Анатолий Михайлович, мне известно о том, как отнесся Андрей Окороков к вашей просьбе помочь Елене Павловне. Так что можете не скрывать от меня своего отношения к нему.

– Ну что ж, мне будет легче разговаривать с вами, раз уж вы все знаете. Вы понимаете, что после того, как со мной обошелся Андрей, я больше не мог относиться к нему с уважением. Дело не во мне, но тогда страдала моя жена, а для Андрея эта сумма была пустячной. Я тогда чуть с ума не сошел от горя, кинулся к нему, а он произнес такие страшные слова! Мне даже не хочется их повторять, но если вы настаиваете, то слушайте. Он сказал, что, если Елена умрет, я только выиграю, потому что избавлюсь от надоевшей жены и смогу найти себе новую, получше и помоложе. Представляете, какой цинизм! Ведь он знал, что Елена никогда мне не надоедала, что я дорожил и дорожу ею больше всего на свете!

– И однако же, Анатолий Михайлович, вы продолжали встречаться с ним, поддерживали дружеские отношения… – заметила Лариса.

– Понимаете, Лариса Викторовна, худой мир лучше доброй ссоры. Я не хотел, чтобы Андрей рассказывал всем подряд гадости о моей жене. Ради ее спокойствия я готов был терпеть это положение вещей. Но знали бы вы, как я его ненавидел!

Господин Караевский говорил с трагическим пафосом, и Лариса невольно пожалела этого уже немолодого человека с усталым лицом, единственной радостью в жизни которого была женщина, мало у кого вызывающая симпатию. Он был и слабым, и сильным одновременно, добрым, хорошим и, в сущности, очень несчастным человеком.

– Анатолий Михайлович, – тихо спросила Котова, – а скажите, пожалуйста, кто, на ваш взгляд, мог желать зла Людмиле?

– Миле? – Глаза Караевского широко раскрылись. – Вы что же, хотите сказать, что кто-то желал ей зла и поэтому убил ее мужа?

– Нет, не совсем так, – ответила Лариса. – Понимаете, у меня есть основания считать, что убить хотели именно Людмилу.

– Но тогда я вообще ничего не понимаю! У Милы не может быть врагов! Она очень, очень хороший человек! – горячо принялся убеждать Караевский.

– К сожалению, убивают и хороших людей, – прервала его Лариса. – И довольно часто. Постарайтесь вспомнить, Андрей никогда не упоминал о какой-либо опасности, грозившей его жене?

Караевский задумался. Помолчав несколько секунд, он легонько потряс головой и пожал плечами:

– Нет! Он всегда говорил о ней только то, что могло произвести впечатление на окружающих. Если бы Людмиле грозила беда, то Андрея в первую очередь взволновала бы собственная безопасность. Он не стал бы переживать из-за нее, а тем более делиться с кем бы то ни было своими опасениями.