неправильно, потому что математическое качество нисколько не выходит за пределы количества и является только известного рода качественными структурами все тех же самых количественных единиц. Геометрические тела и фигуры в сравнении с таблицей умножения, конечно, есть нечто качественное. Тем не менее ни треугольник, ни квадрат вовсе не являются теми живыми объектами, на которые можно было бы свести всякую языковую предметность. Это есть только некоторым образом упорядоченное количество. То, что математики называют множествами, тоже в основе своей является не чем другим, как теми же числами, но опять-таки специфически упорядоченными. При помощи этих математических качеств люди все равно не вышли бы за пределы количества; и вся жизнь, а также язык как орудие разумно жизненного общения превратились бы, самое большее, в счетно-вычислительную машину.

§ 2. Однородность, неподвижность и неизменность

Далее, математическая единица всегда однородна, где бы и как бы мы ею ни пользовались. Этого совершенно нельзя сказать ни об аффиксах, из которых складывается слово, ни о словоизменительных формативах, ни о словосочетаниях. Одна и та же приставка в зависимости от цельного слова приобретает всякий раз разное значение. И то же самое нужно сказать как о производящих основах слова и суффиксах, так и о морфологических показателях. Если взять, например, родительный падеж, то значений родительного падежа столько же, сколько и тех контекстов, в которых родительный падеж употребляется. Это доходит до того, что значения каждого падежа незаметно переливаются одно в другое точно так же, как и значения отдельных падежей могут как угодно близко подходить одно к другому[62]. В противоположность этому нельзя себе и представить, чтобы таблица умножения принимала разный вид в зависимости от того, сосчитываем ли мы столы, стулья, орехи и т.д. Даже отправившись на Луну или на Марс, мы все равно оставим нашу таблицу умножения в виде счета абсолютно однородных единиц.

В этом смысле каждая единица счета неподвижна и неизменна, а подвижность и изменчивость свойственны только той действительности, в области которой мы пользуемся таблицей умножения.

§ 3. Одноплановость, двухплановость и многоплановость

Наконец, знаки языка реально функционируют только в том единственном случае, если они что-нибудь обозначают. Поэтому всякий языковой элемент – всегда двухплановый или многоплановый. Этого совершенно нельзя сказать о математических обозначениях, из которых каждое всегда указывает только на какой-нибудь один предмет. И если можно говорить о двухплановости или многоплановости, то только в количественном смысле. Конечно, единица предполагает, что есть двойка, а двойка предполагает, что есть тройка. В этом смысле, математические обозначения тоже можно считать двухплановыми или многоплановыми. В этом же смысле математический язык тоже есть своеобразное орудие разумного жизненного общения. Но и двухплановость и общение здесь только чисто количественные. В то же самое время слово «идет» является многоплановым именно в качественном, а не только в количественном смысле; как, напр., в выражениях: «Человек идет», «машина идет», «платье идет к лицу» и т.д.

К этому нужно прибавить, что язык пользуется такими, напр., выражениями, как экспрессивные, или такими, напр., приемами, как ударение или интонация. Языковая интонация выражает собою и вопрошение и восклицание, и восторженность, и испуг, и иронию и вообще бесчисленное количество разных состояний сознания и разных отношений субъекта к объекту. В то же самое время математический знак совершенно лишен всех этих коммуникативных функций; и если он пользуется какой-нибудь коммуникацией, то опять-таки чисто количественной.

§ 4. Стихийное опровержение отвлеченного математизма в передовой советской лингвистике

Если мы будем прослеживать развитие советской лингвистики за последние десятилетия, то убедимся, что оно относится к языку и слову настолько цельно и полноценно, что о математических обозначениях, собственно говоря, никогда не поднимается и речи. Из огромной литературы приведем некоторые примеры.

Всякая наука живет обобщениями, стремится к ним и в них только и находит свою подлинную научность. Интересно, что в лингвистике как раз усилился интерес к общим законам языка. Казалось бы, тут-то и воспользоваться математикой, поскольку ее обобщение доводит всякое качество до предельной степени обобщения, превращая их в систему чисто количественных соотношений. Оказывается ничего подобного. В 1961 г. в Нью-Йорке проводилась конференция по языковым универсалиям, труды которой вышли в 1963 г. 1-м изданием[63] и в 1966 г. 2-м изданием. У нас появилась подробная и глубокая рецензия Б.А. Успенского на труды этой конференции[64], из которой можно даже и без чтения материалов этой конференции убедиться в колоссальных усилиях современных лингвистов формулировать то, что для всех языков является самым общим. Здесь делались выводы, которые по своей общности и по охвату множества языков могут вызывать даже некоторого рода головокружение. И что же? Математическая терминология имеет минимальное значение в сборнике трудов этой конференции, хотя Б.А. Успенский и допускает небольшое количество терминов из области математической логики.

Однако более важное значение имеет статья Ю.В. Рождественского[65], который в вопросе об языковых универсалиях остается всецело на почве языкознания и математику не привлекает. Термин «универсалия» этот автор понимает как обобщение конкретных лингвистических данных. Правда, Ю.В. Рождественский различает лингвистические универсалии как генерализацию наблюдаемых фактов языка и лингвистические дефиниции как дедукцию аналитических средств лингвистики из метаязыка лингвистики. Но к проблеме математических обозначений это не имеет никакого отношения. В этом смысле статья Ю.В. Рождественского весьма поучительна[66].

Математические обозначения терпят уже самый настоящий крах, когда заходит речь о том, что для слова специфично, т.е. о значении его корня, или о цельном его значении. Здесь царствует то языковое качество, которое можно с той или иной точки зрения подсчитывать для более точного уяснения предмета, но которое без чисто качественного, т.е. семантического анализа совершенно выходит за пределы всякой лингвистики. Правда, в области фонетики или фонологии еще можно кое-как упражняться в математических изысканиях (хотя тоже ценою отрыва от языка как цельной области), но уже в таких областях, как этимология, лексикология, фразеология и т.д., математика допустима только в виде играющей третьестепенную роль статистики.

В отличие от большинства работ, устанавливающих структурность и системность в языке только на материале фонетики (фонологии) или грамматики, в появившихся в последнее время работах М.М. Маковского делается серьезная попытка выяснения характера и специфики системной организации лексико-семантического уровня языка[67]. Подобные попытки делались и раньше. Однако они, как правило, сводились лишь к подмене отношений, реально существующих в языке, группировкой слов на чисто понятийно-логической основе или к подмене лексико-семантических систем отдельными признаками или функциями лексических элементов (т.е., фактически, к отрыву