Илья Ильич выдвинул ящик стола и извлек из него ещё один конверт. Этот также адресовался его превосходительству господину генерал-губернатору Смоленска. Но почерк был другой.

Я открыл конверт и вынул письмо.

«Зная Вас, как человека благородного и порядочного, покорнейше прошу не отказать мне в просьбе передать сию вещицу графу Алексею Михайловичу Давыдову в собственные руки. Отправлять почтою опасаюсь, навестить графа самолично не могу по причине слабого здоровья. Такой дальней дороги мне не пережить. А никаких иных оказий в ближайшее время не предвидится. Имя своё не называю, за что нижайше прошу извинить. Надеюсь, что просьба моя для вас не слишком обременительна».

Вместе с письмом из конверта выпал ключ. Небольшой — дверь таким не открыть. Сундучок какой-нибудь, или шкатулку — можно. Хотя ключик вполне увесистый. Серебряный.

Сопроводительных записок, предназначенных для Давыдова, к ключу не прилагалось. Граф, очевидно, и сам прекрасно знал, для чего эта штука и что с ней делать.

— Это принесли, когда я собирался сюда, в Смоленск, — пояснил Обломов. — Я ведь недавно получил назначение. И тот, кто написал письмо, о нём узнал. Я собирался посетить Поречье и пригласить к себе графа Давыдова. Но не успел. Узнал, что граф скоропростижно скончался. Если его наследник — вы, то и эта вещица, полагаю, теперь ваша.

— По ходу, так.

Я сунул ключ во внутренний карман камзола — Брейгель, по моей просьбе, специально нашил такие с обеих сторон.

Н-да. До чего ж не вовремя Мандест графа-то траванул! Чем дальше, тем всё больше убеждаюсь, что Давыдов окопался в своём медвежьем углу не просто так. А зачем, почему — ясности пока не появилось никакой. Только загадок прибавилось…

Ладно. До тех пор, пока эти загадки не мешают мне жить, могу себе позволить не обращать на них внимание.

— Ладно, Илья Ильич. — Я потянулся. — Пойду. Рад знакомству, и всё такое. Будешь проходить мимо — проходи мимо.

— Обожди. — Генерал-губернатор цапнул меня за рукав. К тому моменту, как в графине показалось дно, мы как-то незаметно успели перейти на «ты». — Ты ведь знаешь, что случилось с моим предшественником?

— Слыхал. Несчастный случай. В Днепре утонул.

— Да хрен там несчастный случай! Мне уж рассказали, что русалка это была. Вроде той, что вы по дороге сюда встретили.

— Да что ты?

— Точно тебе говорю. — Илья Ильич усадил меня обратно в кресло. — Ты пойми. Я — не трус. Я всю жизнь государыне служу верой и правдой! Биться готов до последней капли крови! Ежели с человеком. А тут выходит — чёрт его знает, с кем. Поузнавал я про тварей этих — аж волосы зашевелились. Эдак вот, случись чего — я, хоть и над всей губернией начальник, а перед ними, выходит, беззащитен.

— Ну… в целом, да. Но ты ведь можешь нанять охрану из охотников.

— Да уж троих нанял, — Илья Ильич махнул рукой, — из Петербурга со мной прибыли. Охрана и у предшественника была. Толку-то? Я здесь — человек новый. Не знаю никого. И охранники тоже. А тебя здешние охотники — вон, как уважают. И мужики, сразу видно, знающие. Поспособствуешь, может? А я за это Ордену вашему — вспомоществование. А?

— То есть, я тебе — бодигардов из нашего Ордена, а ты нам — снабжение. Правильно понимаю?

Обломов закивал и извлек всё из того же ящика стола кошель с монетами. Придвинул ко мне.

— Вот. На первое время. В благодарность, так сказать. А сам ты в Смоленск перебраться не желаешь?

— Не. Не могу пока, дома дел дохренища. Суды-ряды, прочая херня…

— С судами помогу! — пообещал Обломов. — Только разъясни, что нужно. В какую, так сказать, сторону направить справедливый суд.

— … колдун, опять же, где-то лазит, упырей поднимает…

— Вот с колдуном не помогу. Это уж сам.

— Догадываюсь. Почему и говорю — мне домой надо вернуться. А насчёт телохранителей сообразим что-нибудь.

Я взял со стола кошель с деньгами и сунул в заплечный мешок.

В Смоленске мы решили не задерживаться — хоть Захар и смотрел на тренажёры во дворе генерал-губернатора с вожделением. Он тут с большой охотой проторчал бы подольше, пусть даже ради них одних. Хотя в столице губернии и без того определенно было чем заняться.

— У себя в Цитадели такие же приблуды сообразим, — пообещал я. — С Обломовым я договорился, он обещал выписать из Петербурга умельца.

Егор присвистнул.

— Сказал, тоже! Из Петербурга! Это ж на какие шиши?

— А вот. — Я вытащил из мешка кошель с монетами. — Его превосходительству охрана нужна, из местных охотников. Заплатил вперёд.

— Своим охранникам не доверяет? — хмыкнул Егор.

— И правильно делает, как по мне. Один уже додоверялся, потом из Днепра выловили без штанов. Сами-то по себе охранники у него, может, и неплохие, но на местности не ориентируются. Где тут какие твари, знать не знают. В общем, я считаю, решение разумное.

— А я считаю, что ежели кто денег наперёд заплатить готов, то об чём тут вообще разговаривать, — нетерпеливо влез Захар. — Сколько там?

Я высыпал содержимое кошеля на скамью рядом с собой.

Мы ехали в карете. Я на одной скамье, Егор и Захар — напротив. Монеты пересчитали. Десять империалов, сто серебряных рублей. Генерал-губернатор высоко ценил свою безопасность.

Переместиться в усадьбу Знаком мы не пожелали. Кучера одного в обратный путь отправлять — такое себе. Сгинет ещё где-нибудь. Тут не твари — так разбойники, не разбойники — так ещё какая-нибудь диарея. Не соскучишься. Лучше вместе.

— Ежели, скажем, жалованье охранникам положить два рубля в неделю, то в Цитадели очередь выстроится, — сказал Егор. — А денег тут хватит надолго, да ещё останется.

— Заплатим за месяц, а дальше губернатор со своими сотрудниками пусть сам разбирается, — решил я. — Итого, если двоим охотникам за месяц заплатить, остаётся восемь империалов. Хватит на тренажеры?

— Да и меньшего хватит… Вот как мы поступим, Владимир. — Егор поделил кучку монет на две, по пять империалов в каждой. — Эти — охотникам