дня. Анч выяснил, что после обеда начнутся танцы, а позже, после захода солнца, поедут кататься на лодках и на «Колумбе» в море. Когда же повеет ветерок, выйдут все шаланды.

— Ночь теперь лунная, великолепно прокатим! — говорил Стах Очерет, приглашая к себе на шхуну капитан-лейтенанта Трофимова и профессора Ананьева.

Профессор сразу же согласился, а командир поблагодарил, обещал пустить на прогулку свои шлюпки, но сам он останется на «Буревестнике», потому что у него ещё есть работа.

После обеда Марк исчез так же незаметно, как и появился. Люда рассердилась на него, но начались танцы, Анч пригласил её на вальс, и она забыла о Марке. Особенно ловко Анч танцевал румбу, танго, фокстрот, которых почти не знали в Соколином. Бурей аплодисментов наградили зрители Анна и Люду за венгерку и лезгинку. Не смог Анч станцевать только гопак. Здесь его сменил Лёвка. Полетели комки земли, поднялся столб пыли, когда моторист пошёл вприсядку вокруг Люды. Закончив, он тоже заметил, что Марка нет, так как юнга, по мнению моториста, танцевал гопак, да и другие танцы, в десять раз лучше него.

В это время Анч снова пригласил Люду, к превеликой досаде многих краснофлотцев. Во время танцев фотограф спросил девушку, едет ли она кататься на «Колумбе».

— Безусловно, — ответила она. — Ровно в девять вечера мы выходим в море. Вы тоже с нами?

— Непременно. Но мне ещё нужно сбегать домой перезарядить кассеты.

— Делайте это быстрее, а то вечером плохо фотографировать.

Прошло часа два после обеда, старшие соколинцы уже успели подремать и вернулись посмотреть на танцы.

Снова пришёл и профессор. Возле него стоял старый Махтей, курил свою трубку и что-то рассказывал. Танцы не прекращались. В домах, наверное, не осталось ни одного человека. Анч сказал Люде, что идёт за кассетами, и оставил танцы.

Домой он пошёл через выселок, неся в руках аппарат, футляр с кассетами и портфель, который привёз ему Ковальчук из Лузан.

Люда потанцевала с краснофлотцами, но уже почувствовала усталость и решила отдохнуть. Она села на камне рядом с другими зрителями и стала оглядываться, ища взглядом Марка. Поблизости Гришка пробовал танцевать в компании одногодков. Девушка позвала мальчика и спросила, не видел ли он Марка.

— Лежит под вербой, возле дома дяди Тимоша — вон там, — мальчишка показал на вербу метров за триста от них.

Люда и правда нашла там одинокого Марка.

— Чего ты скис? — спросила она, подойдя к нему. Парень обрадовался, увидев её около себя. Но было видно, что ему почему-то досадно.

— Хорошо фотограф танцует? — спросил он.

— Прекрасно. Но сам он какой-то неприятный; чёрт его знает, почему. А ты почему не танцуешь и вообще стал какой-то сам не свой? Весь Лебединый остров празднует, а тебя не видно.

— Предположим, не весь. Мой отец маяк не бросил. Ну, и ещё двоих людей не видно.

— Кого?

— Найдёнки, хотя это и не так странно, и рыбного инспектора. Ты видела его?

— Нет.

— Слушай, Люда, я вот лежу и думаю о Шерлоке Холмсе. Ты ведь читала о нём? Хотелось бы мне сейчас на какое-то время Шерлоком Холмсом стать. Как ты думаешь, почему этот фотограф у Ковальчука остановился?

— Не знаю.

— Я тоже не знаю. Но мне не нравится ни он, ни Ковальчук. Несколько дней тому назад…

И Марк рассказал о своих наблюдениях за поведением Ковальчука в Лузанах и о случае с иностранцем и газетой.

— И вот, я решил присматривать за этими людьми.

Люда села рядом с Марком, и они с час разговаривали, перебирая в памяти разные случаи подозрительного поведения Анча и Ковальчука. Собственно, ничего такого они и не вспомнили, но сомнения росли.

— Надо и дальше следить, — сделал вывод Марк.

— Знаешь что, — сказала Люда, — я думаю, нам поможет Найдёнка.

— Это правда.

— Хочешь, пойдём сейчас к Ковальчуку и пригласим Найдёнку на праздник. Кстати, узнаем, где инспектор.

— Ладно.

— Только давай идти так, чтобы не встретить Анча. Он пошёл туда перезаряжать кассеты.

— Что-то долго его нет, — заметил Марк. — Скоро солнце зайдёт, какое же тогда фотографирование?

— Ну, пойдём.

— Есть, капитан!

19. АНЧ ОСУЩЕСТВЛЯЕТ СВОИ ПЛАНЫ

Фотокорреспондент удачно выбрал время. В выселке он не встретил ни единого живого существа, а когда зашёл во двор Стаха Очерета, только напугал курицу, которая что-то клевала у двери дома. Анч подёргал дверь — она была закрыта на засов. Открыть её было несложно. Он вытащил из портфеля проволоку, загнул её в форме буквы «Г», всунул более коротким концом в дверную щель и отодвинул засов. Задвижка на двери в комнату профессора тоже подалась легко. Вместо ключа к ней подошла узенькая бляшка.

Анч работал уверенно, быстро, но без излишней поспешности. Впервые увидев портфель Ананьева, он решил было подменить его, ещё не зная, как это ему удастся осуществить. Но обстоятельства сложились к лучшему: он мог бы даже не подменить, а просто забрать портфель или то, что было в нём. Однако Анч решил, что удобнее всё-таки забрать портфель, оставив вместо него свой, набитый старыми газетами. Так можно было надеяться, что исчезновение бумаг обнаружится не ранее следующего дня.

Анч помнил слова Ананьева о том, что решение технической проблемы добычи гелия из торианита лежит в его портфеле. Впоследствии, навестив профессора и осмотрев комнату, он окончательно убедился, что самые главные бумаги хранятся именно в портфеле, поскольку на Лебедином острове Ананьев мог не бояться за них. Подмена портфеля заняла десять-пятнадцать секунд. Анч напоследок окинул взглядом комнату и, не найдя больше ничего стоящего внимания, вышел, тщательно закрыв дверь и задвинув засов. По тропинке через сад он выскочил на улицу и направился к дому Ковальчука.

Курица снова подошла к двери и спокойно продолжала склёвывать рассыпанные крошки.

Анч вернулся домой почти одновременно с Ковальчуком. Последний приехал из Лузан через Зелёный Камень. В руках инспектор нёс корзинку, запертую на замочек.

— Молодцы, — сказал фотограф, увидев корзинку. — Они за то, что сумели передать, а вы за то, что сумели взять.

— Вы знаете, что здесь? — спросил Ковальчук.

— Я просил эту штуку в предыдущем письме. А письмо для меня есть?

Инспектор подал Анчу помятый грязный лист газеты.

— Хорошо. Ну, вы отдохните минут двадцать, пока я прочту… Сегодня у нас ещё много работы.

На этот раз Анч не выпроваживал Ковальчука из комнаты, а проявлял и расшифровывал письмо при нём. Делал он это не спеша.

Тем временем Ковальчук позвал Найдёнку и приказал дать воды умыться и быстренько нагреть чаю — он чувствовал себя уставшим. Холодная вода взбодрила