Подождал еще до без пяти два, а в два-то уже обед! И поплелся к домику двухэтажному, забором высоким огороженному… «Что ж, – думаю, – в этой новой жизни доверять никому нельзя! Это не ребята из твоего двора, с кем вместе выросли и читали “Три мушкетера”, где один за всех и все за одного…»

Приплелся на «губу», а там старший лейтенант бледный. «Гдe ты, – кричит, – ходишь?! Где, – кричит, – тебя носит?!»

Только я рот разинул, чтоб признаться в грехе, а он кричит: «Где ты шляешься, твои давно уже пришли! Иди разряжай оружие».

Как в облако ватное я попал от этих слов, будто парашют надо мной раскрылся. Оказывается, часики мои подвели меня – не то время показали мне, бедолаге. А арестантики, как и договаривались, собрались полвторого, подождали меня и, не дождавшись, построились и пришли обедать.

Хотел я часики свои выбросить, снял с руки, да… пожалел. Красивые они такие, маленькие и, главное, купил я их на Сретенке в универмаге в 1961 году на первую свою зарплату и всего за 15 рублей.

Эй, товарищ, здесь купаться нельзя. А что же вы делаете? Тонете? Думаете, если купаться нельзя, то тонуть можно? Покиньте сейчас же водоем! А я говорю, покиньте! Да не туда – на берег!

Сам не можешь? А ты позови кого-нибудь. Что ж, тебе и позвать некого? А? Ничего не понимаю, ты воду-то выплюнь. Тебя же так никто не услышит.

Ну и народ! Ни плавать, ни позвать по-человечески на помощь не умеют.

Вот вы тут тонете, а дома вас, наверное, ждут, волнуются. Да, вот так мы всегда – только о себе думаем! А о других подумать нам некогда!

А вы, если не утонете, точно простудитесь. Вам горчичники надо поставить и пирамидон. Нет, вы запомните: пирамидон.

Что вы говорите? Спасибо? Ах, «спасите»? А я хотел вам «пожалуйста» сказать. Вот смешно было бы!

А погода-то какая нынче! Вы этим летом уже отдыхали? А я хочу на море махнуть, сына думаю плавать научить. Как вы считаете, это в жизни пригодится?

Вот сейчас вы, когда опять вынырнете, я вас еще спрошу, можно? Вы, если не секрет, по профессии кто? А?..

Ну да, я понимаю, вам сейчас не до этого. А у меня старшой хочет в медицинский, я хотел посоветоваться.

А вы, видать, спортом-то мало занимались. Вот вы уже и реже над водой показываетесь. Интересно, здесь глубоко?

А вы знаете, что самое глубокое место на земном шаре почти двадцать тысяч метров?! Вот где утонешь-то, так утонешь! А про Бермудский треугольник, я думаю, врут. А как вы думаете? Давайте поговорим. Я думаю, нарочно врут, чтобы оправдать, что корабли плохие. У нас всегда так: как чего нет, так погодные условия виноваты!

А вы чего ж, с моста упали? Да, сейчас такие мосты: не хочешь – упадешь! А они пускай мосты строят хорошие, тогда и людей спасать не надо будет! Позакрывались, понимаешь, там, в кабинетах! Тыкают пальцами в калькулятор, а своей головой им подумать некогда.

Извините, разволновался. Я ж ведь спасателем тут работаю. Только у меня сейчас рабочее время кончилось. Вот если бы вы сегодня после обеда, так, скажем… часика в три, тонуть начали… или в начале четвертого, я бы вас точно спас. А сейчас я по совместительству сторожем. Что ты! За такие деньги не то что сторожить, спать на посту неохота!

А у вас часы водонепроницаемые? Ну-ка, взмахните еще раз рукой, я посмотрю. Нет, ничего не видно. То ли вы плохо махаете, то ли у меня со зрением что-то… Надо завтра к врачу сходить…

Тихо! Иностранцы идут! Ныряйте, ныряйте скорей – мы народ гостеприимный. Нельзя им на наши недостатки глядеть, у них своих много…

Нет, не иностранцы, наши оболтусы молодые. Выныривайте… если можете.

Эй! Где вы?

Кому кричу? Да вот, тонет чудак какой-то. Ребята, вы куда? Здесь купаться запрещено!

Вот молодежь! Все прыгнули. Раз… два… три… четыре… а пятый сам плавать не умеет!

Ты гляди-ка, спасли! Хорошая все-таки у нас молодежь! Надо будет завтра начальству доложить, может быть, благодарность… мне объявят.

В субботу Николай Иванович Киселев купил фотоаппарат. Радостный он пришел домой и объявил с порога:

– А у меня что-то есть!

– Что? – поинтересовалась жена.

– А вот! – Николай Иванович достал аппарат. – Сейчас все будем фотографироваться!

– В таком виде?! – ахнула жена, поспешно оделась и побежала в парикмахерскую.

Николай Иванович не смирился.

– Сейчас будем фотографироваться! – объявил он сыну.

– А… это больно? – осторожно спросил малыш, готовясь заплакать.

– Ну что ты! Наоборот! Вот садись сюда. Вот так, молодец! Вот смотри сейчас – ап! И вылетит птичка!

Малыш внимательно уставился в объектив. Николай Иванович щелкнул.

– А где же птичка? – спросил ребенок.

– Птичка? А… ну это так говорится. А на самом деле…

– Может, она не успела? – серьезно спросил малыш.

– Да нет, она… ее там на самом-то деле нету…

– Но ты же обещал.

– Видишь ли, это так говорится только. Для внимания.

– Значит, ты обманул? Ты вруша, папа, да?

– Да нет! Ну что ты! Она… вообще-то там. Только… заснула, наверное. Поела и заснула после обеда. Как ты.

– А когда проснется, вылетит?

– А… когда проснется, вылетит, – пообещал Николай Иванович, тоскливо понимая, что заврался окончательно.

– А я подумал, что ты меня обманул, а сам говорил, что обманывать нехорошо.

– Конечно, нехорошо, – сказал Николай Иванович. – Только… знаешь, эта птичка такой породы, что они спят долго.

– До ужина?

– Ну… бывает и дольше. Одни птицы зимой на юг улетают…

– А другие в фотоаппарат, – понял малыш.

– Туда, – подтвердил Николай Иванович.

Он хотел от греха подальше спрятать фотоаппарат в шкаф, но сын остановил его.

– А у Вити клетка с птичкой на окне висит.

– Ну и мы тоже повесим! – бодро пообещал Николай Иванович, кляня себя на чем свет стоит. – Вот сейчас мы возьмем молоточек, вобьем гвоздик и – повесим.

Он вбил гвоздь, повесил аппарат, сел в кресло и потерянно уставился на дело своих рук.

– А чем мы ее кормить будем? – озабоченно спросил сын.

– Ну… найдем что-нибудь… – вздохнул родитель.