— Господин лейтенант! — взволнованно позвал он Вакселя и вытянул руку в том направлении, где над волнистой линией горизонта синело далекое пятнышко.

Ваксель несколько мгновений рассматривал даль на юго-западе.

— Сие не суша, Иван Иванович… Похоже на тучу с дождем. Дай бог, напоила б. Менее чем на месяц имеем водянаго запасу.

Беринг прошептал:

— Сие не суша…

Жадно глядя в трубу, он долго не отрывался от синего пятнышка на горизонте.

— Иван Иванович, — настойчиво повторил лейтенант. — Вода пресная наполовину выпита. Пятьдесят бочек сухи, яко не наливались. Далее следовать оным курсом, испытаем муку и жажду. Что предпринять велите?

Капитан-командор устало опустил трубу.

— Ныне ж уменьшить рацион водяной. Варево стряпать команде чрез день, офицерам однажды в сутки.

Лейтенант поклонился.

— Каков курс положить велите? — не отставал он.

Из группы офицеров выступил седоусый, с непокрытой лысеющей головой, строитель обоих экспедиционных пакетботов, корабельный мастер Софрон Хитров.

— Господни командующий, — с официальной вежливостью произнес мастер, угрюмо глядя на Беринга. — Видев, что нашим отдалением к полдню довольно опорочена неправость карты Делиль де ла Кроера, не пора ль повернуть в путь свой, Адмиралтейц-Коллегиею определенный?

Капитан-командор повернулся к офицерам и прочел в глазах спутников одобрение словам. Хитрова. Корабельный мастер высказал то, о чем думали все служители: им надоело терзаться неизвестностью. Уверенность, что Беринг обладает тайнами голландского брига поколебалась давно: когда оба корабля впервые пересекли сорок шестую параллель. Ныне многое предстало бесспорным: правота Чирикова, пагубность избранного Берингом пути, погрешности карты братьев Делиль. Между сорок седьмым и сорок пятым градусами, где, по утверждению французов, находилась земля, не оказалось ничего, кроме неба и волн. Навигационное мастерство и опыт старого штурмана не вызывали сомнений. Осталось одно: предположить, что земля Гамы нанесена на карту неточно и лежит в иных широтах. В каких? На гадания уже не было времени: оно ушло на трехнедельные скитания. Моряки с ужасом и тоской ощущали нависшую над ними угрозу мучении от жажды.

— Андреян Петрович, — сказал Беринг штурману, — соблаговолите приступить к обсервации.

Надежда не покидала его. Корабль мог сбиться с курса в тумане и уклониться в сторону от цели. Мысль о такой вероятности приободряла капитан-командора. От нее зависело все, ради чего он покорно сносил лишения исследователя, возможность оправдать перед Адмиралтейств-Коллегией предыдущие неудачи.

Эзельберг, достав часы и квадрант, занялся вычислением широты. Моряки тесно обступили его.

— Солнце никогда не обманывало меня, Витус…

Штурман, дружеским прикосновением утешая Беринга, доложил:

— Сорок пятаго градуса пятнадцатая минута.

Капитан-командор отвернулся к фальшборту, откуда, саркастически щурясь, наблюдал за моряками адъюнкт. Цифры, сообщенные штурманом, прозвучали, как приговор. Последняя ставка в азартной игре с неведомым, которую Беринг вел с момента конзилии на Авачинском рейде, была бита. Корабль шел прямо по курсу и почти достиг южных пределов необнаруженной земли.

Офицеры принялись честить Делиля и сообща досадовали на его отсутствие. Астрономии профессор вместе с арсеналом своих приборов, — дюжиной стенных и настольных часов, двадцатью барометрами, тридцатью термометрами, астролябиями, градштоками — плыл неведомо где на борту пакетбота «Святый апостол Павел».

Беринг все ниже клонил седую голову.

Принятый в экспедицию на должность живописца, капрал из музыкантов, сухой и желчный Плениснер, зло заметил:

— Сожаление питаю, что не можно определить астрономии профессору скудный рацион водяной, положенный нам Иваном Ивановичем. Наговорил картошный мудрец семь верст до небес, а мы и уши развесили на то сладкоречие Делилево да невозвратно время упустили в местах, до коих инструкцией и плыть не велено.

Офицеры поддакнули.

— Ошибки сродны нам, — успокаивал их Беринг. — Кто знает, может, и Алексей Ильич с профессором вкупе в столь тяжком раздумье на бездорожье муку терпят и фортуна им також закрыта.

Озади хлестнул смех. Моряки разом оглянулись. Смеялся адъюнкт.

— Напрасно печалитесь, господин экспедицией командующий, о фортуне капитана Чирикова. Полагаю иное: времени сей мореплаватель не теряет на долгие конзилии с подчиненными служителями.

Офицеры неприязненно озирали задирчивого франконца. Эзельберг сделал ему предостерегающий жест, но Стеллер не унялся.

— Капитан Чириков, — продолжал адъюнкт растравлять командующего, — человек есть решительной и в курсах не сомневается, подобно другим, чья слабость деяний притчей во языцех служит.

Уязвленный в самое сердце капитан-командор не вытерпел насмешки. Сколько раз он втайне завидовал твердости и умению помощника идти прямо к цели! Пути кораблей разошлись неделю назад, и, — кому дано ведать, — куда Чириков увел свой пакетбот, пока «Святый апостол Петр» блуждал в склякотной мгле тумана?

— Господин Штеллер! — с неприсущей ему резкостью вскричал Беринг. — За мои ошибки ответ держу токмо пред Коллегиею и Сенатом, отнюдь не пред ябедниками!

Гневно стуча тростью-трубой, он шагнул к выходу со шканцев.

— Прикажите, господин лейтенант, сделав поворот, держать курс к востоку.

Ваксель обрадованно кликнул боцманов. Те громогласно повторили его команду. Матросы мигом разбежались по реям.

Капитан-командор бросил взгляд на юго-запад. Земли не было. Пятнышко на горизонте разросталось в мрачную тучу. Заслоняя небо и настигая корабль, она подползала к зениту.

Словно убегая от нее, «Святый апостол Петр» прочертил килем пенистую дугу на темнеющей малахитовой зыби и, кренясь из стороны в сторону, подгоняемый попутным ветром, поплыл на восток.

Понуря голову, Беринг сошел по ступенькам трапа в каюту. С иллюзиями и мечтаниями было покончено. Предстояла расплата за напрасно потраченные дни, о чем, конечно, не преминет донести в Санкт-Питербурх господин адъюнкт.

Уничтоженный ответом капитан-командора, Стелл ер не сразу сообразил, что произошло, и опомнился, когда раздалась понукающая брань боцманов. Кусая губы, он помчался в каюту Беринга.

— Господин командующий! — Адъюнкт рывком распахнул дверь и ворвался в помещение. — Умоляю о прежнем курсе на зюд-ост! Оттуда несло намедни морской дуб, оттуда летели птицы! Токмо тамо суша!..

Беринг стремительно встал из-за стола, заслонив собой раскрытую книгу. Движение не ускользнуло от Стеллера. Он разглядел пожелтелые от давности листы и тотчас припомнил рассказы спутников капитан-командора о таинственном корабельном журнале. Пылкое воображение адъюнкта сразу нарисовало сцену в амстердамской остерии «Летучая рыба»: толпу разноплеменных морских бродяг, пьющую за здравие прежнего экипажмейстера Корнелиуса Крюйса, возвратившегося из Московии в чине вице-адмирала российского флота; на столах горки золотых монет, полученных на пропой души моряками, только что завербованными Крюйсом в службу к русскому царю герру Питеру; возле стойки с боченками эля и пива, рядом с краснорожим мингером, в табачном дыму, головы двух моряков, сидящих за крайним столиком; блеск очей вновь испеченного унтер-лейтенанта российского флота юного Витуса Беринга, слушающего красивую сказку о давнишнем вояже брига «Кастрикум»; истрепанный корабельный журнал шкипера де Вриза, переходящий из трясущихся рук пропойцы-штурмана в собственность Беринга за столбик золотых дукатов… Так говорили служители