На глаз до него оставалось метров пятьдесят, не больше. Там, на берегу нас ждала группа ацтекских солдат. Стояли спокойно, без всяких агрессивных намерений, и с ними — несколько человек в костюмах. Встречающие. Которые тоже ровным счётом ничего не делали для наведения порядка.

— Тотянусь, — уверенно кивнула рогатая. — Но с собой смогу взять максимум отного.

— По одному переправить сил хватит? — уточнил я.

— Если ты тобавишь — точно хватит.

— Давай, — дал я отмашку.

Миг лёгкого головокружения — и я уже на берегу, а Ариэль исчезла, оставив после себя хлопья пепла. Ещё через пару секунд рядом со мной появился Фирсов, который с трудом удержался на ногах. Следующим — совершенно охреневший Ратмир. Вся переброска заняла около минуты, но под конец Ариэль стояла уже бледная и с трудом держалась на ногах, так что я не мешкая поделился с ней энергией.

К Фирсову сразу же выдвинулись двое: ацтек, и кто-то из наших. Кто из них кто было понятно сразу же.

Ацтек краснокожий и с национальными висюльками на шее поверх делового костюма, ну а наш… наш — это наш. Никакой загар не смог в достаточной степени камуфлировать нашего человека. Рязанская рожа расплылась в широченной улыбке, стоило ему пожать Фирсову руку и понять-таки, что всё! Наконец-то! Да-да-да! Всё это происходит не когда-нибудь в необозримом будущем, а сейчас. Люди государь-императора приехали навести порядок, спасти его от разгневанных местных и забрать этих чёртовых инферн, из-за которых его спокойная служба вдали от Родины превратилась в непрекращающийся ужас.

Ну а пока граф и встречающая делегация обменивались любезностями, я астральным зрениям пробежался по охране. Сплошь маги. Даже несколько ацтекских уников пожаловали — орёл и парочка ягуаров.

Наши гвардейцы выстроились в две шеренги, по бокам от них построились ацтеки, и мы наконец-то выдвинулись.

Фирсов с двумя местными впереди, мы с Ариэль и Ратмиром сразу же за ними.

Сразу взяли хороший темп, хоть и ходьбы, но достаточно быстро.

Город как будто вымер. Топот ног эхом гулял по пустым улицам. Ни прохожих, ни машин, ни даже зевак в окнах. Пока что за всё время я заметил лишь тощего бродячего пёселя, который ворошил мусорный бак и прыснул прочь при нашем приближении.

Однако стоило нам свернуть на первом же перекрёстке, как впереди отчётливо послышался гул.

Громкий, пёстрый, разноголосый.

В порту я думал, что это шумит море. И почти так и было.

Только море оказалось людским.

Мы вышли на городскую площадь. Торговый порт — и площадь тоже торговая. Судя по вывескам, на площадь выходили фасадами здание местной администрации, банк, управление портом, разные судоходства и самое главное — торговые представительства разных стран. В том числе и Российской Империи.

Которое и стало центром притяжения всего столпотворения. Такое впечатление, что на площади сейчас собрались все жители городка, все портовые рабочие. Огромная толпа орала, улюлюкала и что-то скандировала. Местами народ жарил мясо на мангалах. Тут же подвыпившие мужики горланили какую-то песню, подозрительно похожую на ритуальную накачку перед боем. В сотне метров от меня разгорячённая толпа перевернула и подожгла, облив бензином, автомобиль полиции, благо пустой. С другой стороны площади кто-то уже грабил магазин, решивший продавать бытовую технику прямо напротив ратуши — оттуда ручейком тянулись борзые типы с платками на мордах и с коробками в руках.

— Похоже, мы очень вовремя! — крикнул я Фирсову.

— Лишь бы не слишком поздно, — мрачно ответил он, обернувшись.

Ацтеки в армейском обмундировании держали оцепление, выставив вперёд ростовые щиты. Толпа орала, пёрла и наседала на них, выкрикивая что-то оскорбительное. Время от времени в щиты летели камни и бутылки из-под пива. Но пока что оцепление держалось.

Наши ацтеки перестроились свиньёй и попёрли через толпу, расчищая нам дорогу. Протестующие сопротивления не оказывали, расступались, и мы, почти не снижая темпа, пересекли площадь.

Переплывая людское море, я вглядывался в лица и никак не мог сообразить, что же это за нация такая странная. Ладно бы все поголовно освистывали нас, кидались помидорами и желали скорейшей мучительной смерти или наоборот поддерживали, так нет же. У толпы было сразу же два диаметрально противоположных настроения.

Бойцы из оцепления со щитами немного расступились, чтобы мы прошли, и тут же сомкнули щиты за нашими спинами.

Небольшой пятачок перед входом в наше торговое представительство, и тут же рядом — глухой забор, явно сколоченный на скорую руку из досок и обшитый профлистом. Такие заборы вокруг строек ставят.

Присмотревшись к единственному проходу внутрь, я понял, что забор — двойной! По сути, это два забора и узкий коридорчик между ними! Только второй забор вместо профлиста был обшит колючей проволокой. Как в грёбаной тюрьме!

Это, блин, не палаточный лагерь… а концентрационный…

Ариэль, глядя на всё это, сжимала кулаки и что-то бормотала себе под нос.

Наше участие или вмешательство до сих пор не требовалось, а потому я просто наблюдал за тем, что происходит.

Дружественные ацтеки, которые встретили нас по эту сторону оцепления, сразу же вручили Фирсову какие-то бумаги. Мельком их глянув, граф повернулся к нашем дипломату и что-то у него спросил, из-за криков толпы расслышать было невозможно. Тот уверенно закивал.

Фирсов вместе с нашим послом подошли к припаркованному автомобилю и прямо на капоте принялись вершить судьбы народов. Фирсов быстро прочитывал бумагу, ставил подпись и переворачивал лист.

— Что происходит? — спросил я, прикинув, что стопка приличной толщины, и это займёт явно не одну минуту.

— Передача товара, — недобро ухмыльнулся Фирсов. — Ты иди пока построй и пересчитай своих подопечных.

— Сделаю, Ваше Сиятельство, — сказал я и поманил Ариэль в сторону лагеря.

Зайдя в проход, мы сходу не увидели ни одну инферну. Палатки светло-песчаной камуфляжной раскраски стояли стеной, в два ряда, чуть ли не вплотную друг к другу, как будто бы… как будто бы ещё один ряд ограждений.

Мы с Ариэль аккуратно прошли между ними.

О-хо-хо…

Должно быть, я теперь никогда не забуду эту картину. Стоило нам миновать палатки, как мы вышли на небольшую площадку, сплошь усеянную рогатыми. Это четыре сотни девушек сидели на земле.

Измождённые, со спутанными волосами, одетые в какие-то грязные лохмотья, они сидели кто на пятках, кто по-турецки скрестив ноги, и что-то очень тихо пели. Кажется, ту самую песню, которую пела Ариэль, когда мы спускались к гоблинам. Что-то про «последний фонарик устал».

Это ж в насколько глубокой жопе