у них мир, что вот такие тяжёлые песни вспоминают в трудную минуту и принцессы, и простые воины? Хотя, учитывая, что их мир, по сути, рушится под напором иномирных тварей… Мда, если б у нас мир рушился, у нас бы тоже… комья воспоминаний в горле сопели.

На меня накатила целая буря различных эмоций. Жалость, гордость, злость, радость… всё это замешалось в непонятный коктейль похлеще «Ангельских Сисек». И если уж я так резко сэмониционировал, то боюсь даже представить, что происходило в душе у Ариэль.

В первое мгновение моя рогатая принцесса даже отшатнулась, уперевшись мне в грудь.

Ну а головы инферн постепенно начали подниматься. Указывая в нашу сторону и хлопая друг друга по плечам, пленницы устремляли свой взор на нас и замолкали. И чёрт… они тоже были растеряны.

Они сейчас тоже переживали целую бурю чувств. На лицах одновременно читалась надежда, радость, страх, неверие, ярость и даже отвращение… Наверное, приняли Ариэль за коллаборационистку.

Так…

Пора брать всё в свои руки.

Обратившись к своей силе, я напитал ею голос, и чуть-чуть, совсем самую малость, выпустил ауру Охотника, от чего рогатые вздрогнули.

— Встаньте, дочери Инферны, — заговорил я негромко, но услышали меня все. — Принцесса Ариабраxсрезиел пришла за вами!

И дочери Инферны встали. Краем глаза я заметил, как Ариэль едва удерживает слёзы. Как может держится, но потихонечку сдаёт.

Тут мне пришла в голову отличная идея. Правда, не слишком гуманная по отношению к Ариэль, ей сейчас будет адски больно… как при постановке печати примерно. Но ничего, потерпит.

Я повернулся к принцессе и положил ладонь ей на грудь, в район солнечного сплетения.

— Что ты делаешь? — прошептала она одними губами по-русски.

— Короную тебя, — ответил я также шёпотом. — Держись!

И влил в переплетение линий татуировки немного энергии.

Зрачки Ариэль мгновенно расширились, но она вытерпела эту боль. А узор, который я мог до этого видеть лишь астральным зрением, чётко проступил на коже светящимися белым светом линиями, видимыми даже сквозь майку.

— Аааах! — вздох прокатился по толпе рогатых и они, как одна, упали на одно колено, склонив головы и прижав кулаки к груди.

— Обыщите палатки! — обратился я к ним снова усиленным голосом на инфернском. — Разбудите спящих и помогите выбраться раненным! В колонны по десять! У вас минута на построение! Мы покидаем эту чёртову землю и едем туда, где вы будете свободны!

Уф-ф-ф…

Этот крик я тоже никогда не забуду. Яростный, агрессивный, бьющий по нервам крик загнанного зверя, который выбрался из западни и готов обрушиться на своего обидчика, вот только… усиленный четырёхсоткратно.

На месте толпы за забором, я бы прямо сейчас наложил в штаны и поспешил убраться с дороги, пока ветер не подхватил кирпичи.

— Ваше Сиятельство! — я вернулся в тот момент, когда Фирсов ставил на бумагах последнюю подпись. — Мы готовы выдвигаться. Четыреста двадцать восемь, включая больных и раненых.

— Отлично, Чернов, — он едва взглянул в мою сторону. — Количество сходится, выдвигаемся. Надеюсь, капитан успел причалить.

Граф передал бумаги ацтекской стороне, а свой экземпляр скрутил трубочкой и засунул во внутренний карман пиджака. А затем… затем он посмотрел на толпу, которая снова начала шатать оцепление. Как грёбаные зомби.

— Не снимай с инферн ошейники, — напомнил он мне. — Прошу тебя, только не снимай с них ошейники. Три минуты до лайнера, и мы на свободе, но эти три минуты…

Тут граф то ли многозначительно замолчал, а то ли просто потерял дар речи на нервяках.

— Я понял, — ответил я.

Ариэль тем временем уже пришла в себя и вовсю командовала девками. Под её начальством они перегруппировались так, чтобы самые сильные были по краям, а те, кто послабее — в середине колонны. Очень многих приходилось держать под руки, а кого-то и вовсе положили на импровизированные носилки, наскоро сооружённые из палаточной ткани.

Что характерно, никто из девушек не задал ни одного вопроса. Вот что значит бойцы. Понимают ситуацию, слышат беснующуюся толпу, и молча, со всей доступной скоростью, выполняют приказы. Даже про ошейники не заикнулись.

Толпа ацтеков принялась орать с новой силой.

Оглянувшись назад, на это море обезумевших дикарей, моя рогатая принцесса ненадолго зависла а затем сделала такое… такое! Чёрт возьми, так ведь и влюбиться недолго!

Честно говоря, я бы и сам лучше не придумал.

Ариэль несколько раз топнула ногой, синхронно выкидывая вверх сжатый кулак, и запела в голос, только на этот раз другую песню. И её подхватили. Сперва первые ряды, а затем и все четыреста глоток в едином ритме:

— Свято место не бывает в пустоте!

Дипломаты смылись куда-то внутрь здания, как наши, так и ацтекские. На пяточке напротив входа в торговое представительство вместе с нами остались только военные. Прозвучали резкие команды на ацтекском, и сдерживавшее толпу протестующих оцепление начало стягиваться, отодвигая щитами людей и образуя утолщение напротив выхода из концлагеря. Не обращая уже внимания на конспирацию, я даванул барьерами и раздвинул ограждение лагеря, чтобы колонна инферн могла пройти разом, все десять человек.

Ариэль поняла мой манёвр и двинулась вперёд.

— Солдатами не рождаются!

Щитовики и остальные бойцы охранения, как наши, так и ацтекские, наконец выстроили коридор, и недавние рабыни устремились к свободе.

— Солдатами умирают!

Шаг — толчок. Шаг — толчок. Сомкнув щиты, ацтеки прокладывали путь через обезумевшую толпу.

И тут в нас полетели бутылки с зажигательной смесью… Говорите, не снимать ошейники?

Глава 8

Дорогу инфернам!

Толпа, казалось, обезумела. Лица людей исказились в звериных гримасах ненависти, глаза горели безумным огнём. Они орали, ревели, улюлюкали, скандируя какие-то лозунги на ацтекском, которые я не мог разобрать, но явно что-то про демонов и исчадий ада. В голосах сквозила откровенно животная ярость пополам с суеверным ужасом. То здесь, то там по всей площади раздавались надрывные выкрики-речёвки вперемешку с проклятиями.

Где-то звенело стекло — похоже, разбили ещё одну витрину. С треском полыхнула, взметнув к небу столб чёрного дыма, очередная машина. Горожане приветствовали это одобрительным рёвом. Периодически сквозь людское море прорывались фанатики, выкрикивая богохульства и потрясая самодельным оружием — дубинками, арматурой, булыжниками. Их глаза лихорадочно блестели, а с перекошенных лиц не сходили кровожадные ухмылки.

Подстрекатели постарались на славу, изрядно «накачав» людей религиозной истерией. Большинство протестующих составляли обычные работяги портового городка — грузчики, механики, водители. Мирные люди, которые вряд ли могли внятно