Но король не нуждался в сочувствии и помощи – он знал свой долг перед Францией, и через девять месяцев после брака королева родила наследника престола – будущего короля Людовика XIII. Генрих был счастлив, он писал ежедневные письма Сюлли о здоровье наследника, возился с ним и даже почти спокойно сносил придирки, капризы и скопидомство Марии Медичи. Но был живым человеком и продолжал пользоваться прелестями маркизы де Верней.

И даже не веря, что весь род д’Антрагов исповедует столь прямой эгоизм, познакомился весьма близко с сестрой Генриетты – Мари Шарлоттой. Но, к сожалению, опытным путем он установил, что все д’Антраги отличались стойкостью характера, язвительностью ума, холодностью сердца и обнаженной меркантильностью. Кроме того, Мари-Шарлотта, девушка молодая и горячая, не удовлетворялась редкими, хотя, признаем, и весьма почетными, посещениями его величества и начала, шокируя влюбленное сердце монарха, открыто симпатизировать молодому господину Бассомпьеру, в скором времени – маршалу.

Прибытие Марии Медичи в Марсель. Художник П.-П. Рубенс

Как-то раз, когда м-ль д’Антраг в своей опочивальне разговаривала с Бассомпьером о стихосложении, раздался стук. Мари Шарлотта спрятала друга за стенным ковром и распорядилась принять господина Тэтю, начальника дворцовой стражи, которого король послал к ней, дабы его устами высказать упрек, что она более сурова по отношению к монарху, чем к его подданному. В ответ на это Мари Шарлотта разразилась пространной речью, суть которой сводилась к тому, что к Бассомпьеру она абсолютно равнодушна и, как бы забывшись, в это же время она, развлекаясь, хлестала хлыстом по ковру в том месте, где стоял ее любовник. Наконец, Тэтю, удовлетворенный, ушел отчитаться перед королем, а Мари Шарлотта не отпустила Бассомпьера, пока он с пылом не доказал, что ничуть не сердится на забавницу из-за ее порки и с радостью примет от нее еще сотню таких же полновесных ударов. Когда же м-ль д’Антраг предложила, не откладывая, тут же попробовать, друг ее все же уклонился от подобной чести, и вскоре столь пылкая страсть Мари Шарлотты потихоньку отвратила его от нее. Впрочем, как и Генриха, который по зрелом размышлении понял, что ему с избытком хватает одной из д’Антраг.

Он поселил маркизу де Верней у самого Лувра, дабы она, как привычная и в силу этого даже любимая потрава, всегда была под рукой. (Раньше тут же жила Габриель д’Эстра, что послужило появлению пословицы: «Капитанова девка у замковых ворот».) Двор потихоньку кололся на два лагеря – лагерь маркизы и лагерь королевы. И неизвестно, какой был лучше. Ибо королева привезла из Италии целую армию слуг и служанок, вплоть до низкопробных авантюристов – астрологов, соглядатаев и даже брави (наемных убийц). И вся эта гвардия намеревалась – и делала – быструю карьеру при дворе.

Среди всего этого медичевского паноптикума наибольшим влиянием пользовалась молочная сестра Медичи карлица Леонора Галичан, с которой, по слухам, королеву связывала завезенная с острова Лесбоса любовь. Но как бы то там ни было, влияние Галичан, обезображенной пятнами морщинистой истерички, было на Марию огромным. В ближайшие друзья Медичи карлица приспособила и своего мужа – проходимца с темной биографией, но красавца Кончини, вместе со всей сворой приехавшего в Париж пытать счастье. Достойные супруги практически не расставались с королевой, значение которой резко возросло после рождения наследника, и выкачивали у нее почти все золото, которое та вытряхивала у короля-супруга. (Еще она, например, умудрялась задерживать у себя некоторые из традиционных рождественских подарков – кошельков короля своим придворным.)

Короля подобная скупость, равно как и мелкий характер, досады, ревность, наглость ее любимцев, повергала в уныние. А с другой стороны – происки, прихоти, честолюбие, дурной нрав, высокомерие и желание уязвить его побольней от маркизы. Что тоже не улучшало его настроения.

Обе его главные женщины отличались какой-то неизвестной ему доселе жадностью – в этом, как и в честолюбии, они были сходны. Маркиза устраивала душераздирающие сцены, требуя денег, обещая в противном случае уйти навсегда в монастырь. Королева же, однажды не получив денег, с досады заложила все свои кольца и драгоценности, и Сюлли был вынужден их поспешно выкупать.

Между дамами – маркизой и королевой – шла уже к тому времени открытая война. И как положено во всякой войне, каждая из сторон начинала скликать под свои знамена соратников, искать союзников. Иногда за рубежом.

Маркиза первой пустилась в политические авантюры. Вместе с отцом и сводным братом (сыном Карла IX) она приняла активное участие в заговоре Карла де Гонто, герцога Бирона, маршала и сына маршала, герцога Савойского и испанского короля. В результате с Испанией отношения ухудшились, герцог Савойский был изгнан, Бирон обезглавлен, а д’Антрагам же Генрих все простил – Генриетта сумела защитить свое семейство. И самое себя.

В перерывах между государственными делами, ублажениями жены и политическими баталиями с дочерью Марии Туше Генрих не забывал по-прежнему о скромных радостях жизни. Как-то Сюлли пришел к королю с докладом и хотел, как обычно, безо всякого доклада пройти в его личные покои. Но король как раз в это время уединился там с одной из своих минутных симпатий, и поэтому бдительная прислуга тормознула герцога на пороге, объяснив ему, что теперь королю недосуг. Сюлли заподозрил обман и, желая узнать причину, стал смотреть в окно, располагавшееся как раз напротив небольшой лестницы, ведущей из королевского кабинета. Его прилежность была вознаграждена – он увидел, как по лестнице спустилась незнакомая ему дама в зеленом. Спустя минуты к Сюлли вышел Генрих.

Герцог де Сюлли. Неизвестный художник

– Все ли в порядке, Сюлли? – встревоженно спросил он.

– Всегда покорнейший слуга Вашего величества, но мне кажется, что вы, государь не совсем здоровы?

– Да, все утро меня била лихорадка, но теперь она уже прошла.

– Это правда, государь, и я видел, как она проходила. Она вся в зеленом, – серьезно ответил герцог.

– Черт возьми! Да тебя не обманешь – ты видишь очень далеко!

И король с приближенным рассмеялись.

Эта прекрасная незнакомка в зеленом не единственная, кому щедрый Генрих на время отдал свое сердце. Он был урожденный гасконец, а, стало быть, должен был, поддерживая сие отличие, идти от победы к победе.

Госпоже де Монтегю король