Особенно тесным стали отношения семейства Верней с семейством Кончини. Кроме этого, маркиза заслала в окружение королевы своего эмиссара – пожилую даму, подвизавшуюся при дворе, Шарлотту дю Типле, бывшую некогда любовницей герцога д’Эпернона, а ныне продолжавшую оставаться его хорошим другом. Герцог, всесильный при Генрихе III, вовремя перекинулся к очередному Генриху-королю и сохранил богатство, губернаторства и должность начальника пехоты (что в отсутствие главнокомандующего – должность сия, в силу ее значимости, была вакантна – еще более увеличивало его вес). Д’Эпернон был третьим углом треугольника заговора. Все группировки были связаны с тайными службами Испании и прекрасно координировали свои усилия. Все в результате заговора хотели власти – каждый мечтал о регентстве, но свои разборы пока отложили до конца акции.

Мария Медичи и супруги Кончини. Книжная гравюра

Первой подставилась маркиза, и Генриху доложили, что ее ненависть и жажда власти начинают приобретать практические формы. Замученный делами и не желавший начинать новую склоку с многолетней пассией, король лишь мимоходом, вручая Генриетте очередные драгоценности, упрекнул устало за бесполезные интриги. Верней горячо отперлась, и заговорщики удвоили бдительность.

Но шила в мешке не утаишь – маркиза, герцог и на этот раз и Кончини вновь подставились, – свои письма в Мадрид они доверили женщине, которая решила предупредить цареубийство и, не зная о роли королевы, обратилась к жене Генриха. Но хотя она и сообщила осторожно о цели своего визита, у Марии Медичи в течение нескольких дней не нашлось для нее времени. Доверенный духовник королевы, иезуит отец Коттон, был более прямодушен и, угрожая, велел молчать той, кто хотела выступить в качестве спасительницы Отечества.

Между тем надвигалась война, и Мария переходит в отношении мужа в атаку – впервые за последнее время она прилюдно и демонстративно обвиняет его в супружеской неверности, инкриминируя ему Шарлотту, и требует, дабы он, уходя в поход, короновал ее и оставил официальной правительницей государства на время своего отсутствия. Генрих не знал, что человек, найденный враждебным ему треугольником, отложил покушение лишь в ожидании этого действа, но тем не менее пророчески произнес: «коронация будет причиной моей смерти». Он был умный человек, веселый король Анри.

Медичи же официально выдвигала довод, что ее коронация помешает королю развестись с ней и жениться на Шарлотте, хотя про себя добавляла: «И поможет стать регентшей при моем сыне». Акт коронации состоялся 13 мая 1610 года, а на следующий день Генрих IV был заколот кинжалом на парижской улице. Разгорелась молниеносная битва за власть. Герцог и маркиза были отброшены. Победила королева, с Кончини за спиной. В ее пользу сыграло даже то, что муж Шарлотты – первый принц крови Конде, реальный претендент на регентство, был вне пределов Франции. Медичи и ее клика верно разыграли партию и победили.

Герцог временно ушел в тень, маркиза – навсегда. Взбешенная, но и испытывающая некоторое облегчение, ибо теперь она могла жить так, как ей хочется, не рискуя из-за мелочи во внешности разонравиться королю, она начала молниеносно менять любовников и устраивать постоянные обеды, в результате чего так сильно растолстела, что стала просто безобразна.

Убийца Генриха вошел на эшафот как террорист-одиночка, все концы первые люди королевства отрубили. Единственный свидетель – женщина, которая в свое время предупреждала короля и пыталась предупредить королеву – через год предприняла последнюю попытку раскрыть правду. Она обратилась к первой жене Генриха – к Маргарите Валуа. Но та уже была не молодой бойкой авантюристкой, а женщиной в возрасте, мечтавшей о спокойной, благополучной старости. Поэтому она, слушая свидетельницу, спрятала за портьеру д’Эпернона и нескольких доверенных лиц. По словам разоблачительницы, убийца короля задолго до покушения частенько встречался с бывшей подругой герцога – дю Типле; маркиза Верней надеялась сделать своего сына королем и выйти замуж за своего друга герцога Гиза; д’Эпернон намеревался сделаться коннетаблем Франции, т. е. главнокомандующим всех вооруженных сил в государстве. При этих словах герцог не выдержал и, выскочив из-за портьеры, обрушился на правдолюбицу с площадной бранью. И из-за ее разоблачений, из-за не утихнувшего еще чувства разочарования, что такие блестящие планы сорвались и что королева-итальянка вместе со своей сворой обыграла так легко и изящно его, разделявшего власть и славу еще с прошлыми монархами. Остается только добавить, что через шесть лет, когда подросший король Людовик XIII отстранил свою мать от регентства – фактически это было подлинное падение правления Марии Медичи, что сопровождалось убийством Кончини (и, добавим, казнью его жены), то эту достойную семейную пару прямо обвиняли в соучастии в убийстве Генриха IV. А дыма без огня, как известно, не бывает. Даже в таком мутном, грязном и кровавом деле, как большая политика.

Убийство Генриха IV и арест Равайяка 14 мая 1610 г. Художник Ш.-Г. Узе

Но до падения режима регентши Марии Медичи, королевы-матери, как ее стали называть, было еще очень далеко. И далеко даже не столько по годам, а по тем событиям, что суждено было им вместить. Ибо со смертью Генриха IV для Франции вновь наступили смутные времена. Затихшая было в последние годы его царствования оппозиция знати, и прежде всего принцев – своих и иноплеменных, держащихся при французском дворе на первых ролях, религиозные распри, в разбросе от догматических диспутов до вооруженных столкновений, – все это вновь реанимировалось, встряхнулось и заново начало набирать силу и обороты.

Регентша, естественно, не могла удержать в рамках все эти центробежные силы. Для этого она была слишком слаба. Единственное, для чего ей хватало цепкости, – это самой усидеть на этой грозной волне. Управлять же этой стихией, как это всю жизнь пытался делать ее муж, об этом она даже и не мечтала. Так что в ходе всех своих скорых перипетий она еще не раз в отчаянии вспомнит его добрым словом и будет проклинать себя, решившую, что она сама может править. Она, рожденная лишь интриговать и подчиняться.

Пока же суетная и тщеславная женщина, захватив власть, поспешила ею воспользоваться, как она понимала этот процесс, и нимало не задумываясь над тем, чем же в действительности должны заниматься люди, взвалившие на себя нелегкое бремя управлять другими. Естественно, если они хотят усидеть на этом месте. Медичи же, за широкой спиной Генриха, о подобной прозе никогда