озерцо, помыл в нем морду и выполоскал всю дрянь, оставшуюся от нежити. Это была не самая затратная битва, но если бы тварь успела пронзить его клювом, Рикхард бы мог пару дней страдать лихорадкой. Только теперь он сообразил, как подвел бы Дану, добавил ей переживаний и страхов, и как, соответственно, перевернулась его мятежная лесная жизнь после страстной ночи с колдуньей.

Чувство вины слегка отравило вкус победы, и Рикхард взялся исследовать окрестность. Вода, которой он мылся, не вызывала подозрений, но почва никогда на его памяти не была столь болотистой и кислой. Также он обратил внимание на преждевременно опавшие листья, покрытые черными крапинками, — те уж очень походили на следы мертвой крови. Теперь оборотень укрепился в мысли, что нижний мир наступает на лес, а если духи не смогут дать отпор, он примется и за город. Только что же вдохнуло в него столько сил и раздразнило аппетит?

С этими тяжелыми мыслями Рикхард повернул обратно в город, надеясь, что в другой ипостаси будет легче найти решение. На заднем дворе он быстро вернулся в человечий облик и снова закрыл глаза, чтобы через мгновение ощутить под ногами деревянный пол. Колючая лесная земля, полная флюидов и вибраций, была, конечно, роднее, но и это дерево хранило толику исконного тепла.

Натянув тонкие кальсоны, Рикхард направился к постели и только теперь увидел, что Дана лежала с открытыми глазами, блестящими от гнева, и пристально на него глядела. Не желая наводить на нее сонный морок, он лишь вздохнул и зажег лампу.

— Я видела из окна, как ты вернулся! Вот, значит, кого мне прислали на помощь! Лесного нелюдя! — вполголоса произнесла Дана, резко сев в постели. — Что еще предстоит узнать? Ответь, с какой целью меня втянули в весь этот шабаш и сделали твоей любовницей!

— Постой, Дана, — промолвил Рикхард, садясь рядом и протянув к ней руку, — не горячись преждевременно. Конечно, я согрешил, введя тебя в заблуждение, но выслушай меня и попытайся понять. Ты не настолько опытная ведьма, чтобы принять такую истину сразу и не потерять душевное равновесие.

Дана перевела дыхание и спросила уже более сдержанно:

— Значит, ты оборотень?

— Я лесной дух-хранитель, — произнес Рикхард, — в моей природе поровну смешано человеческое и звериное начало, поэтому я могу оборачиваться. И теперь мы способны приходить в города, не боимся поездов и даже едим людскую пищу. Пришлось научиться, хоть и не от хорошей жизни…

Парень сбросил легкую иллюзию, маскирующую его истинное обличье, и Дана невольно вскрикнула. Тут же зажала рот рукой, вспомнив о хозяевах, но по-прежнему глядела на него расширившимися от ужаса глазами. У Рикхарда выпустились плотные грубые когти, во рту блеснули недлинные, но крепкие клыки, а глаза совсем окрасились в потусторонний бледно-фиолетовый цвет.

— Теперь ты всегда сможешь видеть меня таким, а для посторонних я останусь Рикко, простым парнем из соседнего края, — заявил лесовик и ободряюще улыбнулся, отчего у Даны вновь продрал мороз по коже. Кое-как выдавив ответную улыбку, она сказала:

— Сомнительное счастье, знаешь ли… Ты ведь мне полюбился именно тем Рикко, а не лесным чудовищем. Нельзя ли вернуть все обратно?

— Теперь уже нет: с тобой я больше не желаю притворяться. Эти иллюзии и личины изрядно надоедают, хотя тебе это трудно вообразить…

— Тогда скажи на милость, кто ты прежде всего — человек или зверь?

— Ни тот и ни другой, Дана! Я часть души леса, облаченная в телесную оболочку. Нам не чужда плотская любовь, да и чувства иного порядка, но мы не люди и не звери, мы сотканы из разных энергий и вечно бродим между мирами. Неужели после того, что я показал тебе в Дюнах и здесь, ты еще не осознала, что мироздание гораздо сложнее, чем кажется?

— Рикко, ты многое мне показал, но утаил главное — так что я теперь могу понимать? Я не знаю даже, по своей воле спала с тобой или под колдовскими чарами!

— Нет, милая, поверь, здесь все было чисто, — заверил Рикхард и потянулся к ней. Дана вначале болезненно поморщилась, но быстро сдалась и позволила коснуться своей щеки.

— Ну как мне загладить вину? — спросил парень. Знакомое тепло его руки немного успокоило Дану, хотя она все еще боязливо косилась на когти.

— Для начала рассказать все о себе. Ты же сказал, что мы будем питать друг друга, а как это возможно без доверия?

— Хорошо, — отозвался Рикхард, накинул рубашку и сел на стул рядом с кроватью. Дана тоже успела облачиться в просторную ночную сорочку, чтобы не сбивать с толку ни его, ни себя.

— Я один из первых духов-хранителей, которые начали носить людские имена, — заговорил лесовик, задумчиво глядя в окно. — Мой отец так его и не принял, хотя нам это, конечно, не мешает. А произошло это в ту пору, когда начался разлом. Многие племена, населяющие Маа-Лумен, взялись делить природные богатства края, а заодно и потустороннюю защиту, каждый старался возвеличить своих богов, потесняя других. Было уничтожено много людских алтарей, возведенных с любовью, а с ними гибли и наши защитные тотемы. Аура, оберегавшая край, стала ветшать, истончаться и через прорехи проникло зло из нижнего мира. Оно совсем отвело людям глаза и те уже не выбирали средств в борьбе за власть и богатство. Духи пытались вразумить людей и отстоять свою вотчину, но неверие ослабило их, а энергия, которой они испокон века питались, была отравлена черной аурой. Приспешники нижнего мира есть и среди ваших колдунов, а в то время им нашлось где разгуляться, Дана. Однажды, в пылу одной из таких междоусобиц, люди при поддержке могущественного жреца дочерна выжгли тот лес, где обитали мои родители. Так я лишился матери, а отец еле вытащил меня, потерявшего сознание от ядовитого морока.

Ненадолго Рикхард замолк, и девушка тоже хранила безмолвие, чувствуя, что его давняя боль ничуть не слабее человеческого горя. Затем он продолжал ровным и бесстрастным голосом:

— И мы с отцом оказались на севере Маа-Лумен, где уже рукой подать до вековых снегов и полярных ночей. Там же и владения Северного старца — одного из хозяев мироздания, который зимой бродит среди людей и собирает дань в виде страхов и заблудившихся душ. Поначалу пришлось нелегко: у духов-хранителей кровная привязанность к родным местам, и мы привыкали жить без куска собственной плоти, все равно что руки или ноги. Но по крайней мере, там было спокойнее, до севера раздоры еще не добрались. А кроме того, нас нашел один старый колдун-отшельник — толковый, честный и тоже когда-то